Продуманность взятых на себя поз и масок могла не быть уникальным свойством Бродского. Но уникальным было уважение к позе.
Где-то в 81 или 82 году я заканчивала пятилетний срок преподавания в маленьком колледже на Западном побережье. Моя коллега, обладавшая огромным талантом по части создания помпезного фасада, получила tenure вместо меня. А чтобы взять реванш за пять лет моего к ней полного небрежения, организовала выступление Бродского, которое я своим присутствием не почтила. Возможно, чувствуя себя неловко за то, что поспешил принять приглашение моей «соперницы», Иосиф пришел на следующий день ко мне домой. И вот тогда, беседуя o том и о сем, он мне сказал, что его привлекает моя коллега своей непредсказуемостью.
Я была поражена. Как можно было назвать непредсказуемой воплощенную ординарность?
Когда Бродский ушел, я открыла 17-томный словарь русского языка и поразилась тому, что слово «непредсказуемость» в нем отсутствовало. Его не оказалось и у Владимира Даля. Неужели этим словом не пользовался до Бродского ни один русский автор?
А как обстоит дело с его антонимом – предсказуемостью?
«Предсказать», пишет Даль, это значит, «наперед, заранее объявить, сказать то, что будет, что должно случиться, исполниться». Предсказание есть «пророчество». Но ключевым здесь является звуковой аспект (сказать наперед). Важно не то, что подсказывает оратору зрение или осязание, но то, что он провозгласил или, вернее, пред-возгласил до того, как к чему-то прикоснулся: зрительно или осязательно). Конечно, при таком сугубо мистическом толковании слово «не-предсказуемость» должно было означать отмену всякого пророчества, прорицания, гадания, отмену рекламных лозунгов и плакатов, чего, как видно, русский менталитет Даля допустить не мог.
Но как эту проблему могли решить немцы или, скажем, французы?
Le Petit Larousse дает иное определение слова imprйvisible и его синонима enprйvoyable. Француз не пред-СКАЗывает, а предВИДИТ, т. е. заранее определяет для своего глаза то, чего еще не увидел глаз другого. Возможно, с определением слова «непредсказуемость» французы связывают свое великое прошлое, в котором доминировало научное мировоззрение. (Не)предсказуемость понимается в контексте научного прогнозирования.[58]
В немецком языке значение слова Vorhersehbar совпадает со значением французского слова imprйvisible, возможно, тоже из-за ориентированности на научное мировоззрение. Правда, дополнительно в немецком языке существует в качестве синонима непредсказуемости слово Unberechenbar, т. е. буквально «не подлежащее подсчету». Эквивалента этому понятию ни в русском, ни во французском языках я не нашла.
Прощаясь со мной на пороге, Иосиф сказал в утешение:
– Когда я ушел из школы, я не переставал перед всеми оправдываться: мол, ушел, чтобы не быть нахлебником у родителей, что, разумеется, было чистой воды блефом. Но после того, как меня выкинули из страны, я перестал оправдываться. Я был благодарен всем, кто меня, если угодно, выставлял из дома. Думаю, и тебе еще придется благодарить тех, кто устроил тебе этот вышибон.
Слова Иосифа оказались пророческими. Я не устаю благодарить всех, для кого мое общество оказалось тесным. Я благодарна им за то, что они научили меня сражаться за собственную самодостаточность и далее за привилегию быть сочинителем без аффилиаций. Я не устаю благодарить их за то, что никто не ждет от меня отчета, не принуждает оправдываться, угождать, льстить, что я могу заботиться лишь о тех, кому моя забота может пойти на пользу.
Но какой смысл в понятие «непредсказуемость» мог вкладывать сам Бродский?
Глава 4
Старые кумиры
“The Keening Muse” (1982), эссе об Ахматовой, было сочинено Бродским примерно в то же время. «Ничто не выдает слабости поэта, нежели классический стих, и поэтому он него почти все отказываются. Добиться того, чтобы одна или две строки прозвучали непредсказуемо, не производя комического эффекта и не повторяя кого-то другого, очень сложная задача»,[59] – писал Бродский, воздавая Ахматовой хвалу за то, что она сумела сохранить классический стиль, оставшись непредсказуемой. Но была ли это реальная похвала?
«Иосиф откровенно говорил нам, что не очень любит ее поэзию. Ахматова, чрезвычайно проницательная в том, что касалось отношения людей к ее стихам (это ставило их порой в затруднительное положение), видела, что его поэзия решительно отличается от ее собственной, обманчиво простой. Иосиф пересказал мне ее слова: она не верит, что мне может нравиться ее поэзия. Я, разумеется, галантно возражал»,[60] —вспоминает Эллендея Тисли.
58
Однако при этом слово
59
60