Костя из знал, что дальше делать с этой женщиной и как у них все сложится, будут ли они счастливы друг с другом. Это был тот случай, когда ничего нельзя предугадать заранее. А вообще-то — бывают такие, что можно?.. Он все еще не расстался с этими двумя, случайно встреченными у главного почтамта, и ему хотелось, чтобы концовка была счастливой. А ведь — при желании — все это можно было бы вывести по-другому. Что не он, а она, ока тяготится их отношениями. И на почтамт пришла написать человеку, тому старшему лейтенанту, которого близко знала на фронте и с которым у нее куда больше общего, потому что оба видели и пережили что-то такое, о чем и не подозревает тот, кто хоть и делает необходимую для победы работу, но делает ее в глубоком тылу, где даже нет необходимости занавешивать по вечерам окна. Тот, кто не лежал во время вражеского артобстрела, казавшись самому себе непомерно большим, кто не видел ползущий из-за ласа неотвратимый танк,— а все снаряды расстреляны, вое до одного, а новых не подвезли.
Костя уже устал думать об этом, но остановиться не мог и потому был рад, что в коридоре послышался топот ног, раздались голоса ребят. Они ворвались в комнату и наполнили ее шумом и смехом и, как всегда, затеяли свою возню. Костя не принимал в ней участия, только молча отшвыривал подушки, когда они случайно попадали в него. И отшвыривал довольно метко.
Дней через пять он пошел на почту и снова встретил эту женщину. Она была уже на протезе, а свою шинель переделала в пальто, пришив на воротник искусственный мех от ушанки. Она шла с палкой — неуверенно, боясь. поскользнуться.
Костя отвернулся.
Ему было неловко. Как будто его открыто уличили в недостойном подглядывании за чужой жизнью.
Он вошел в зал и направился к знакомому окошечку, еще не подозревая, что среди- адресованные ему писем больше никогда не будет тех, надписанных косым, летящим почерком, которые он не всегда ждал с таким нетерпением.
БЕЗВЕСТНЫЙ РАТНИК
— Так-так,— сказал майор.— Ну, поглядим.
Он взял карту военно-медицинского освидетельствования, там каждый врач из комиссии написал короткое заключение о состоянии здоровья Радоева Константина, 1924 года рождения.
Костя — голый, в одних очках — стоял перед столом, покрытым серым солдатским сукном.. В боковом флигеле школьного здания, где велись военкоматские медосмотры, было не жарко. Наверное, он со стороны походил на ощипанного гуся. А тут накануне в тех-никумовском общежитии топили баню, и теперь чистые волосы рассыпались, лезли в глаза, щекотали уши, и он поминутно откидывал волосы назад. Он думал, что это невероятно глупо — ожидать решения судьбы в таком нелепом, беспомощном виде.
— Непонятный ты, Радоев, человек,— вздохнул майор, продолжая изучать записи.— Вот, читаю одним глазом: статья тридцать первая, годен к нестроевой службе. Добро? Отправить на курсы шифровальщиков-переводчиков? Есть у нас такие, и как раз требуется туда набор.
— Так точно! Я же немецким владею,— сказал Костя обрадованно и переступил с ноги на ногу.
— А ты не лезь поперед батьки! Другим глазом смотрю — девяносто восьмая статья определяет зрение, как нам это известно. Пункт "д". К службе в армии негоден, но для физического труда годен. Одна статья Другую ну начисто отвергает. В трудармию, скажем, тебя призвать тоже не приходится.
— Товарищ майор, а может быть...
— Что "а может быть"»? Что «товарищ майор»? Сам нарушаешь приказ по расписанию болезней! И еще требуешь чего-то, бумажки подаешь — так, мол, и так, беспромедлительно отправьте в действующую армию.
— Я не требую... Хоть на курсы шифровальщиков, товарищ майор,— продолжал Костя свое, уже понимая всю бесцельность этого разговора.
— Хоть... Я тебя отправлю, а там своя медкомиссия, мандатная комиссия, свои умники. Умников-то всюду хватает... И они тебя пошлют подальше. Обратно пошлют по месту призыва. А твой проезд в оба конца и расходы по довольствию — на шею товарищу майору! Да? Отказать. Согласно того-то и того-то. Несоответствие, одним словом. Не маленький. Все, Радоев.
И майор отложил в сторону заключение, пришпилив к нему булавкой Костин рапорт — листок в клетку.
Костя одевался в большой комнате, с которой начинался его сегодняшний путь по врачам. Разложенная на подоконниках, на скамьях и просто по углам у стен одежда придавала комнате вид предбанника. Только в предбаннике обычно теплее.
Сразу за калиткой школьного двора Костя попал в людской водоворот. Улица вела к базару, и одни шли но ней вниз, другие — уже наверх, но их авоськи и сумки не очень-то распирало от покупок. А третьи покорно топтались на месте, потому что не сразу удавалось им сбыть с рук разную мелочь, вроде сапожной щетки, соломенной хлебницы или начищенной до блеска солонки из фраже. Зато с первого взгляда угадывались продавцы посолиднее, те, что могли предложить кусок мыла или катушку ниток, частый гребень, или спички, или телогрейку, накинутую поверх поношенного пальто.