Вдруг кусты зашевелились, из них вышел на поляну медведь, он следовал, очевидно, за экспедиционными скитальцами, потому что несколько минут назад в том месте прошли Фёдор с Николаем. Оружия с собой не было, расстояние сокращалось. Медведь спокойно продолжал идти в сторону знака. Геодезисты схватили инструмент и скоропалительно бросились к лестнице. Они молниеносно одолели первый лестничный пролёт и на переходе приостановились. Медведь стоял у основания лестницы. Их разделяла пятиметровая высота, гипнотизирующий страх из-за медведя заставил экспедиционных работников подниматься на самую высоту, поэтому они торопились достичь западни, которой заканчивалась многоярусная лестница. Достигнув верхних венцов знака, геодезисты в некоторой степени успокоились, но теперь они стали рассуждать, сколько может продолжаться эта блокада.
Медведь вдруг встал на задние лапы и начал раскачивать первое звено лестницы, геодезическое сооружение гигантской высоты закачалось. Испуганные геодезисты находились в критическом состоянии — они начали кричать, пронзительно свистеть. Это подействовало, хозяин тайги отошёл в сторону. Через некоторое время медведь удалился с поляны. Так завершилась первая встреча с медведем, а в последующие годы экспедиционной жизни их было достаточно много.
Второй эпизод из экспедиционных маршрутов Леоненко был о том, как однажды ему пришлось наткнуться на разбитый самолёт. Произошло это в Горной Шории. Геодезист возглавлял экспедиционный отряд, который прокладывал маршрут по южным склонам горных хребтов Алтая. Без тропы отряд пробирался по таёжной местности с завьюченными лошадьми. Безлюдная, девственная тайга, по которой караван передвигался несколько дней, оказалась чрезвычайно мрачной, труднопроходимой, с огромными буреломными завалами. Когда-то лесные массивы горели, затем вырос новый лес, а повалившиеся, обгорелые стволы деревьев обросли мхом и перегородили все проходы, поэтому приходилось останавливаться и прорубать некоторые наклонённые гигантские деревья, которые преграждали путь каравану с габаритными вьюками экспедиционного снаряжения.
Вдруг отряд наткнулся на разбитый самолёт, носовая часть его воткнулась в склон горы, развалившийся фюзеляж с останками человеческих скелетов был разбросан по всему склону, упрятанному густыми кронами огромных кедров.
С тех пор прошло много-много лет, но часто во сне до сих пор Фёдору Алексеевичу снятся сны о той самолётной катастрофе.
Укус в спальном мешке
Экспедиционный конюх Лукич, лёжа в спальном мешке, раздумывал: вставать ему или нет. До сегодняшней ночи у него имелась одноместная палатка, поэтому он никого не беспокоил, вставал, когда считал нужным. Конюх отвечал за лошадей, а они в этом сезоне оказались ненадёжными, часто убегали. Обычно он на рассвете просыпался и прислушивался к тишине, на фоне еле слышной журчащей речушки ему удавалось уловить звуки колокольчиков, привязанных на шеях лошадок. На этот раз он не смог расслышать этих звуков, пришлось вставать, с тревогой думая, что опять лошади ушли в колхоз, в котором их арендовали.
В четырёхместной палатке они сегодня спали вчетвером, с противоположного края — бригадир, затем два рабочих и Лукич. Конюх понимал, что наверняка заденет соседа и испортит ему сон, но выхода не было. Две недели конюх спал отдельно, но накануне приехала в бригаду студентка, пришлось уступить одноместную палатку ей. Выйдя из палатки, конюх погрузился в ночной полумрак, поняв, что встал рановато, затаил дыхание и начал прислушиваться к знакомым звукам колокольчиков, но их не было, доносились монотонные, булькающие речные перекаты. Лукич разжёг костёр, вскипятил чай и стал попивать горячий, ароматный чай, настоянный на лесных травах.