– Разве? По-моему, они совсем разные. Солинд сухой, жесткий и шершавый, как ветер пустыни, а Ребров холоден и тверд, как северный камень.
– О, заговорил, как поэт. Они разнятся только внешне. У обоих одна общая черта, которая сближает их больше, чем сблизили бы родственные узы. Это их твердая уверенность в том, что доминанта человека - доброта. Именно поэтому они так требовательны к себе и другим.
У Гладышева пискнул зуммер личного видео. Он повернул руку браслетом вверх, из прозрачно-фиолетового глаза на черном квадратике приемника изображений возник тонкий лучик света, развернулся в плоскость и приобрел цвет и глубину. На друзей смотрело лицо жены Ивара.
– Я уже давно освободилась, Ив,- сказала она сердито.Игру твою не видела, можешь хвастаться, как тебе вздумается, но дома!
Гладышев виновато покосился на товарища.
– Я с Филиппом, Кира, буду через полчаса… Ты к нам, Филипп?
– Нет,- покачал головой Филипп.- Я к себе, надо кое-что обдумать до завтра.
– Надумаешь - будем рады, - сказала Кира, шутливо погрозила мужу пальцем, изображение растаяло.
– Я пошел? - сказал Гладышев.- Счастливо. Прилетай, если захочешь, будут гости, а ты был у нас всего два раза, это мало.
Он улыбнулся своей обычной доброй улыбкой и стал спускаться к лифту. Филипп остался стоять, рассеянно вертя в руках браслет своего видео. Потом вдруг сорвался с места:
– Ивар, подожди.
Они снова сошлись.
– Забыл спросить… Ты знаком с… ну, в общем, с Аларикой?
– Я знаком с двумя Алариками.
– С той, что была с Ребровым.
– А-а-а.- Гладышев лукаво прищурился.- Аларика Консолата. Это жена брата Реброва. Кстати, я удивлен ее присутствием на матче, насколько я знаю, она терпеть не может волейбола.
Я тоже знаю, подумал Филипп, но промолчал.
– Ее телекса я не знаю,- продолжал Гладышев,- но его знает, должно быть, Ребров. Дать тебе его телекс?
– Какой ты догадливый,- пробормотал Филипп.- А почему у нее фамилия другая, не Реброва?
– Сергей Ребров погиб два года назад при ликвидации аварии на подводной ферме. Консолата - девичья фамилия, она ее не меняла.
Филипп непонимающе уставился на Гладышева.
– Погиб?! Ребров погиб? Муж Аларики… Значит, сейчас она одна?
– Ну, этого я не знаю. Что, задело? Позвони ей.- Ивар засмеялся и помахал рукой.- Могу при случае познакомить. Ладно, до связи. Да, телекс Реброва: три единицы сорок семь тринадцать эс-бэ. Он живет где-то на Курилах, точного адреса, увы, не скажу.
Филипп постоял с минуту, щурясь на солнце, вздохнул глубоко, записал телекс на видео и тоже поспешил к лифту.
Поздним вечером он выключил в комнате освещение, походил из угла в угол в полной темноте, потом убрал стену и стал смотреть на бархатное одеяло неба, вспоминая однажды прочитанные строки:
В ночи небесную стреху
Термиты тьмы проели.
И видно звездную труху,
Что сыплется сквозь щели.
Мурари (санскрит.).
Вспомнился вдруг разговор с тренером, тогда он был еще во второй сборной Русских Равнин.
"Ты прекрасный конструктор, я слышал это от Травицкого,сказал Солинд.- Но ты еще более способный волейболист. Я далек от того, чтобы считать волейбол венцом спорта, как и Кирилл Травицкий в том, чтобы считать работу конструктора ТФ-аппаратуры вершиной творческой работы, но когда-нибудь тебе придется выбирать…"
– Выбирать, - вслух повторил Филипп.
Он не хотел выбирать. Хотел быть и конструктором, и игроком, спортсменом высшего класса, и не видел причин бросать ни то, ни другое занятие. Да, современный волейбол требовал таких нагрузок и отбирал столько времени, что многие из игроков могли заниматься только спортом и ничем иным; творческим, ищущим, но спортом. А Филиппа брала тоска, если он три дня кряду не надевал на голову эмкан и не "бросался" мыслью очертя голову в глубину очередной проблемы, испытывая при этом необъяснимое удовлетворение, снимающее любую физическую усталость и боль.
Выбирать… нет, это время еще не пришло, и дай бог, чтобы оно не пришло совсем. С другой стороны, Филипп понимал, что будь Травицкий или Солинд понастойчивей, то выбор мог бы уже совершиться, причем не в пользу предлагающего.
Филипп некоторое время любовался небом, вспоминал "самостоятельный" визит "зеркала" (чья же это все-таки шутка? Кажется, в глубоком детстве он уже встречал такую штуку, но тогда она не казалась таинственной - зеркало и есть зеркало, что в нем необычного для ребенка?), потом сел перед панелью домашнего координатора. Над фиолетовым глазом виома встала световая нить, развернулась в плоскость и приобрела глубину. Напротив возникла другая комната, почти такая же, как и у Филиппа: одна стена в ячеях кристаллобиблиотеки, у второй - стол, два кресла, из третьей выросла кровать, четвертая - сплошное окно в начинающееся утро.