– Шутишь?
– Абсолютно серьезно.
Филипп подумал, отобрал пустой бокал у друга и сел напротив, расставив ноги.
– Выкладывай, что у вас там случилось.
Томах испытывающе посмотрел на него.
– Разве по мне заметно, что у нас что-то случилось?
– В общем-то… нет, но я… чувствую.
Томах слегка нахмурился, все еще рассматривая Филиппа, потом отвернулся и пошел на кухню за следующим бокалом.
– Ты мне не ответил на предложение,- сказал он оттуда.
– Ты тоже - на мой вопрос.
Томах появился в проеме двери, на ходу прихлебывая тоник из запотевшего бокала.
– Умер эфаналитик Василий Богданов, брат Никиты.
– Брат Богда… Как умер?
– От умственного и нервного перенапряжения. Работал в паре с "Умником", вот как ты со своим вычислителем, решал какую-то футур-задачу… Через два часа его нашли мертвым с эмканом на голове. А "Умник" ничего не помнит. Такой вот фокус. Но это наши заботы.- Томах сделал ударение на слове "наши".- Хотя в скором времени они могут стать и твоими. Я понимаю, мое предложение для тебя неожиданно, поэтому не торопись с ответом. Все взвесь и проанализируй. Позволю заметить, что не каждого приглашают работать в Управление, а тем более в отдел безопасности. И еще: УАСС - это организация, для работы в которой необходимо иметь призвание, а работа требует столько сил, умения, желания, самоотдачи, дисциплины, жизни, наконец, что упаси тебя бог согласиться и не выдержать! Не помню, кто сказал, что работа без нравственного оправдания - бессмыслица ийи того хуже, жестокая необходимость, но знаю, что сказано это о спасателях и безопасниках. Если хочешь, для меня работа безопасника - призвание. Вот когда ты сможешь так сказать про свою - неважно, будешь ли ты конструктором или спортивным деятелем,- тогда я возьму свое предложение назад. А пока думай. Согласен?
Филипп качнул головой.
– А что мне остается? Ты прав, в последнее время я не нахожу удовлетворения в своей конструкторской работе, только едва ли когда-нибудь…
Томах протестующе поднял руку.
– Я же сказал, не спеши, время покажет.
Филипп задумался, вертя в руках пустой бокал. Томах принялся разглядывать комнату, отмечая новые штрихи в интерьере, появившиеся с тех пор, как он был здесь в последний раз. Он встал с дивана, прошел к панели домашнего координатора и в нише под стенным виомом увидел миниатюрный видеопласт: горы, язык ледника, снежное поле и в черной пасти пещеры женщина в сияющем белом платье. Аларика.
Станислав некоторое время рассматривал лицо женщины и вернулся к дивану.
– Откуда это у тебя?
– Что?.. Она мне сама подарила.
– Вот как? Интересно!
Филипп остановился напротив друга и через силу, не глядя на него, спросил:
– Ты знал Сергея Реброва?
– Кто же его не знал?
– А почему не сказал мне, что он погиб?
– Зачем? Разве это что-нибудь изменило?
Филипп угрюмо посмотрел в глаза Станислава.
– Думаю, изменило.
– Ну, а я так не думаю. И коль уж зашел разговор, ответь мне: ты что же, всерьез решил наверстать упущенное? Не поздно?
Филипп вспыхнул, увидя в словах инспектора скрытый и неприятный подтекст. Но сдержался.
– Не надо так, Слава, Ты же не знаешь…
– Э-э, брат, шалишь! Я все о тебе знаю, даже то, чего ты сам о себе не знаешь. Что касается Аларики… Зря ты все это затеял. Слишком хорошо я знаю их жизнь. И любовь. Не зная тебя так, как знаю, я бы подумал, что у тебя. взыграло самолюбие, но не могло же оно молчать столько лет? Ты же абсолютно ничего не знал об Аларике, так? И не пытался узнать, хотя меня это всегда поражало. Что же изменилось? Случайная встреча всколыхнула омут былых чувств? А смерть Сергея развязала руки?
Филипп потемнел, сжимая кулаки. Станислав с любопытством смотрел на него снизу вверх, сплетя пальцы на животе.
– Не нравится? Что ж, иначе не могу. Мне было больно за вас обоих пять лет назад, хотя я уже тогда знал Сергея Реброва. Но не причиняй новой боли Аларике, она этого не заслужила.
– Постараюсь,- глухо ответил Филипп.- Ты со мной так никогда раньше не разговаривал.
– Потому что, по-моему, ты был счастлив. Ну, или будем говорить иначе, был уверен в правильности своей линии жизни.
– А сейчас- не уверен?
– Сейчас нет. Это меня и пугает, и радует. И если все объясняется толькй влиянием Аларики - это плохо.
– Разве? - Филипп опустился на диван. - Хотя ты прав, плохо. В последнее время со мной что-то непонятное творится. Понимаешь… и Ребров отмечает… и сам я чувствую, иногда словно срываюсь, будто не срабатывает что-то внутри, какой-то выключатель в нервной системе. И тогда я либо теряюсь в обстановке: затормаживаются реакций, уходит точность движений - в игре это особенно заметно - или, наоборот, переоцениваю свои возможности; бываю грубым и злым… а это уже, сам понимаешь, явный перебор.