Он очнулся, бросил взгляд на циферблат универсальных часов - шел третий час дня - и, потянувшись так, что хрустнули кости, побежал в душ.
Сумматор моды выдал ему вечерний туалет для осеннего сезона Европейской географической зоны, и Филипп долго не мог прийти в себя от изумления. Он даже повторил заказ, но получил тот же костюм: сплетенный из темно-серых нитей, с искрой, пиджак, золотистую рубашку и такие же брюки, но плетеные из широких лент. Дополнили костюм туфли, мерцающие огнями.
Вздохнув, Филипп облачился в костюм, несколько минут рассматривал себя в зеркале и, в общем, остался доволен. Модельеры, несомненно, знали свое дело: костюм был строг и гармоничен, Филипп в нем выглядел прекрасно.
Он уже собрался уходить, когда мягкий звон вызова заставил его подойти к виому. Это был Ивар Гладышев, с неизменно добродушной ухмылкой, загорелый до черноты.
– О! Красавец-мужчина! Ты куда это собрался?
– По делам,- смутился Филипп.- Что, плохо?
– Нет-нет,- засмеялся Гладышев.- Я же говорю - выглядишь соблазнителем женских сердец, костюм превосходный. А я хотел пригласить тебя к нам. Кира сдала последний экзамен, и теперь она мастер по эстетической организации замкнутых пространств. Звучит? Будет работать в лунном Институте видеопластики. Кстати, вместе с Аларикой, как говорили раньше - с невесткой Мая Реброва. Помнишь?
– Помню? А-а… да, конечно.
– Ага.- Гладышев понимающе кивнул.- Мне показалось, что у тебя легкая потеря памяти, с волейболистами это бывает. Значит, не придешь? Жаль, будут все наши: Журавлев, Павлов, Сережа, Кристо. Не жалеешь, что ушел в спас-службу?
Филипп покачал головой.
– Некогда жалеть.
– Однако счастливым ты не выглядишь.
– Смотри глубже, о всевидящий! - Филипп усмехнулся,Проглядишь главное. Просто у меня поменялась полярность счастья. Если честно, я словно рыцарь на распутье. Знаю только, что идти надо в ту сторону, где можно или все найти, или все потерять. Что гораздо легче.
– Понятно. Вижу, в советах ты не нуждаешься, но все же прими по старой дружбе один: не бойся выйти в чемпионы мира по ошибкам, а не ошибается только тот, что ничего не делает. Ну, желаю удачи! Надумаешь - приходи, будем рады.
Ивар улыбнулся, и его изображение растаяло.
– Еще один наставник…- пробормотал Филипп, однако произнес он эти слова не раздраженно, а задумчиво. Советы Гладышева никогда не были менторскими, навязчивыми, как и его доброта. Ивар обладал редким даром нанимать другого человека, проникаться его мыслями и чувствами, сострадать, сорадоваться, сопереживать, и души его хватало на всех…
Без пятнадцати минут шесть Филипп покинул стоянку такси и смешался с толпой людей возле третьего метро Рязани. Кратчайший путь в знаменитый рязанский банкетный зал "Мещера" шел именно от этого метро. Конечно, Ребров и его спутники могли избрать и другой путь, более длинный, но Филипп почему-то был уверен, что рационализм Мая Реброва не позволит тому отклониться от самой короткой и проверенной "траектории". Поскольку перед этим Филипп узнал точное время банкета, он заранее рассчитал, когда Ребров может прибыть в Рязань.
Поток людей постепенно рос. Многие возвращались с работы - те, кто имел обыкновение начинать ее поздно или поздно заканчивать, или спешил на дежурство и возвращался с него, но в основном все спешили по личным делам, как и Филипп. На него посматривали искоса, с доброй усмешкой, все-таки до вечера было еще далеко, и его костюм выделялся из общего делового фона.
Он встал возле входа в распределительный зал, чтобы сразу увидеть Аларику, когда она появится из дверей. В зале было сто сорок восемь кабин, люди входили и выходили непрерывным потоком, и приходилось напрягать внимание, надеясь на свою реакцию и память жеста.
Он не ошибся. Ребров появился в четверть седьмого под руку со своей женой, похожей на него строгим лицом. Аларика шла сзади, ведя под руки двоих молодых людей, в одном из которых Филипп с неудовольствием узнал Хрусталева.
Она всегда одевалась со вкусом, вот и сейчас на ней был строгий костюм: дымчато-голубой жакет с черным поясом и палевые брюки, напоминающие кружевную тень клена. Этот костюм делал ее изящной, тонкой, женственной и до боли желанной… Едва ли обнаженное женское тело сказало бы Филиппу больше, чем костюм женщины, и он стоял и смотрел, волнуясь, пока не заметил, что на Аларику засматривается не только он один. Тревожное чувство неустроенности, проистекающей из того факта, что Аларика оставалась далекой и чужой, охватило душу.