По милости хранителя архива мне достались: носовые платки, ком рваных веревок, огромный мужской свитер с кружевом проеденных молью дырок, ножик для резки бумаги (да-да, раритет семисотлетней давности, вершина бесполезности и… стиля!), огниво с потерянным кремнем, здоровенный каравай, целиковая запеченная курица, стопка бумаги и грифель, пуховые носки младенческого размера, набор травяных настоек, шаль-паутинка — не очень теплая, но хоть такая. Ничего толкового. Зато главный подарок… Когда добралась до него, всплакнула. Футляр хирурга — номерной, из древнего запаса! Подобные выдаются только достойным и только с возвратом, чтобы служить в следующем поколении. Это не просто щедрый до безумия дар, это — послание.
Хранитель назвал меня врачом, хотя я не заслуживаю. Я едва успела выучить анатомию и кое-что почитать про базовые симптомы ряда болезней, гены и прочее — кусками, несистемно.
— Спасибо, — я смахнула слезинки, прижала к груди бесценный футляр.
Радость щекотала горло: деда Пётра проводил, Мари поняла, хранитель благословил. На волне благодушия я пообещала себе, что смогу одолеть всё. Прикрыла глаза и стала думать. Неторопливо, тщательно, по-взрослому.
До холодов — месяц. Спать в лесу, без огня и укрытия, станет сложно и того раньше, недели через две. Близ Пуша нет известных мне поселений тех, кого в городе именуют дикарями. Даже и были бы: я не знаю, стоит ли идти к ним так вот… с пустыми руками и пустой же головой. Карты и компаса у меня нет. Ориентироваться в лесу я не умею, хотя кое-что из теории вопроса знаю.
Для выживания здесь и сейчас у меня есть одна фляга с водой и мясо дней на пять, ну, или чуть более…
Как раз на этой мысли мои руки завершили деление вещей на полезные и прочие. Руки — они такие, нашли занятие и справляются отдельно от головы. «Бесполезное» я мигом утрамбовала на дно. Полезные старательно разложила поровнее, несколько раз примерила мешок к спине. Завязала веревку на горловине. Еще раз осмотрелась, думая, как приделать лямки.
И зачем в городе плели байки про кромешную тьму лесную? Луна за облаками и кронами деревьев, но — мне и такой довольно. Лес сам по себе светится, если вы воспринимаете тепловое излучение. Я воспринимаю, могу наконец-то признаться. Правда, совсем немножко и лишь настроившись, и только если избыток обычного света не отвлекает.
Пахнет лесная ночь туманом и прелым листом, грибами и вроде бы — зверем. Последний запах мне незнаком, он стойкий, и это настораживает: рядом, наверное, тропа или лежбище.
Звуков в ночи много. Даже слишком. Лес густо заселен, я слышу шелест лап самых разных размеров, несущих звериные тела… и я не хочу угадывать вес и меру агрессивности тех, кто топчет окрестности. Прямо мне никто не угрожает, уже спасибо.
Хрустнула ветка! Я сначала прыгнула, а затем — вздрогнула. Как раз и лес насторожился… притих на миг и снова зажил своей жизнью. Даже большая сова не улетела. Хотя я как-то сразу оказалась её соседкой, оседлав могучую ветку, простертую горизонтально на высоте метров в шесть.
— Это не аффект, а осторожность, — выдохнула я беззвучно, поясняя внезапное проворство и сове, и себе. Процедила выдох сквозь зубы и добавила: — Я-то думала, что вполне спокойна. Да уж… прыг-тест.
На дереве мне понравилось: видно далеко, и страх — он вроде тумана, липкий и… стелющийся.
Нет более смысла закрывать глаза на очевидное: мне до ужаса страшно! Так страшно, что я на шесть метров взлетела из-за дурацкого хруста ветки. И вот я вверху, а мой страх притаился в траве, он впитывает влагу тумана, тяжелеет…
Я глянула вниз и вздохнула. Там мокнет не только страх, но и мешок. То и другое — груз, сгибающий мои плечи. Смешная мысль. Но я не смеюсь. Шипя сквозь зубы, слезаю, развязываю горловину, копаюсь и наощупь добываю со дна мешка бесполезные рваные верёвки, признав их пользу и ошибку сортировки. Перебираю, прилаживаю, вымеряю длину. Наконец, завязываю к углам и горловине вроде лямок. Как раз вспомнилось: такая штука у предков называлась вещмешок. Меня всегда забавляло нелепое слияние слов…
Снова лезу на стихийно облюбованную ветку. Кажется, страх и мешок неразделимы. Надела груз — и на душе потяжелело.
Сова ухнула от моей наглости, насупилась, встряхнулась, покрутила головой… и улетела. Я повозилась, пытаясь прильнуть спиной к стволу. Не знаю, можно ли выспаться в такой позе и на такой высоте. Пробую выяснить… закрываю глаза и начинаю растворяться в сумерках.