- Ты сегодня особенно красивая, - сказала она и обняла девушку. А потом добавила: - Он всегда гордился, что ты станешь его, - она чуть сильнее сжала руки, и только в этом и проявилась её хорошо скрываемое горе. Волчицы всегда должны быть сильными, особенно женщины Альфа-вожаков. Сайли тоже сжала объятия, безмолвно выражая свое сочувствие. Полая отошла на шаг: - Здравствуй, Бренд.
- Здравствуйте, Полая.
- Идемте в дом, нас уже ждут, - сказала женщина и повела приехавших в свой дом.
Поместье Гродвольнов было большим, как и их семейный дом. Снаружи он напоминал средневековый замок, но обставлен был современно. Сайли всегда нравилась это сочетания рыцарского величия и современной лаконичности. Они с Рейном должны были жить здесь, в волчьей стае не приветствуется раздельное проживание. Но Рейн всегда говорил, что здесь столько места и комнат, что если они захотят, то месяцами могут не сталкиваться с его семьёй. Просторная прихожая уходила на второй этаж широкой лестницей, за которой начиналась огромная комната, в которой раньше проводили балы, а в современности подрастающее поколение устраивало шумные вечеринки, когда взрослые отлучались на пару дней по делам. Справа от лестниц была дверь в столовую и кухню, слева в уютную гостиную, а из неё в рабочий кабинет вожака стаи. Именно там, по словам Рейна, и творились самые темные дела: принимались судьбоносные решения, свергалась власть, и назначалось наказание членам стаи, а особенно членам семьи Гродвольнов.
Гордон, глава семьи, и Альфа-вожак стаи, а по совместительству отец Рейна, был суровым человеком. Он справедливо правил волками и не признавал неповиновения, не прощал лжи и предательства. Рейн часто говорил, что его отец сделан из гранита и только честность, могла спасти человека от его гнева. Таким же был и Маркос, отец Сайли, разнились они лишь в темпераменте: Гордон не отличался сдержанностью и его громогласный голос, вмиг оглушал виновного, тогда как Маркос наоборот, всегда был сдержан, но его спокойный угрожающий тон, действовал не хуже криков Гордона.
Двое вожаков о чем-то тихо говорили у камина, когда Полая ввела гостей в гостиную. Мужчины неспешно обернулись, и Гордон направился к пришедшим:
- Добрый вечер, Настия, Бренд. Рад видеть тебя, дочка, - поздоровался мужчина. Он называл Сайли дочкой с тех пор, как впервые увидел, у него не было своих дочерей, а девушка в скором времени должна была ею стать. Ей показалось это неуместным, ведь она уже не войдет в их семью. – Как вы доехали?
Простые заботливые слова, в которых выражалось мужество этого мужчины, потерявшего сегодня старшего сына. Настия по-доброму улыбнулась Гордону:
- Здравствуй, Альфа. Мы хорошо доехали, спасибо.
Всё это время Гордон внимательно смотрел на Сайли, и под его пристальным взглядом ей стало не хорошо.
«Что он хочет прочитать на моём лице. Как сильно я скорблю по его сыну? Я скорблю. Сильно. Но слез моих ты не увидишь…» думала девушка, а ногти впивались в ладонь. Мужчина взял Сайли за руку и повёл к дивану:
- Садись, дочка, - сказал он и усадил её.
Сайли села и посмотрела на сложенные руки, а потом подняла взгляд на вожака. Но он больше не смотрел на неё, а подошел к жене.
- Предложи Настии чаю, до обряда еще далеко. Бренд, - обратился он к брату Сайли, - ты не поможешь мужчинам на улице.
- Конечно, - ответил Бренд и, взглянув на сестру, пошёл к выходу.
Женщины пошли за ним, а Сайли напряглась. Альфы всегда четкие в своих распоряжениях: её не позвали пить чай, а оставили сидеть на диване.
«Зачем?». Она посмотрела на отца. Он наблюдал за ней, чуть опустив глаза, а когда все вышли, посмотрел на Гордона, который подошёл к нему. Теперь Сайли чувствовала себя маленькой, сидя на диване, а двое взрослых мужчин возвышались над ней как два суровых учителя. Девушка перевела дыхание и постаралась расслабиться, она не хотела, что бы они почувствовали её волнение, особенно отец. Да и чего ей бояться, она ведь ни в чем не провинилась перед ними.
- Ты сегодня особенно красива, в своей тихой скорби, - сказал Гордон.
Девушке начало надоедать, что каждый сегодня подчёркивает её красоту. Она и сама знала, что не уродлива, но зачем об этом так часто говорить. Или так они хотели её подбодрить, не говоря прямых слов сочувствия?
- Ты была дорога Рейну, он не скрывал этого, - продолжил Гордон. – И меня радует, что я читаю на твоём лице скорбь по моему сыну. Он был хорошим волком и заслужил счастья и долгой жизни. Но судьба распорядилась иначе. Его больше нет с нами, но память о нем, всегда будет жива.