Сердце Вероники забилось быстрее. Она смотрела на Деймона широко раскрытыми глазами — неподвижная и, казалось, покорная. Вот он обогнул ствол. Наклонился к ней. В самый последний момент она увернулась, соскользнув с ветки, как акробатка. Деймон поймал ее за руку, когда Вероника сняла ее с ветки, чтобы вцепиться в другую, пониже. Ее пальцы выскользнули. Деймон попытался снова схватить их, но Вероника оторвалась, слетев на следующий сук. Секунду она повисела на руках, набираясь смелости, потом разжала пальцы и, пролетев последние пять футов, приземлилась на корточки на мягкую толстую подстилку из сухих листьев и глины.
— Не стоит недооценивать Филдингов, — поддразнила она Деймона, подняв лицо, чтобы увидеть его.
Он щурился. Вероника послала ему воздушный поцелуй и бросилась бежать. На бегу Вероника визжала от возбуждения, меряя большими скачками тропинку, усыпанную ржавыми сосновыми иглами, перепрыгивая препятствия вроде узловатых корней и выступающих камней. Деймон, ее охотник, ее дикий зверь, отставал совсем ненамного. Его шаги глухо, волнующе сокращали расстояние между ними.
Из прохладного лесного туннеля Вероника попала в солнечный мир высокой травы и мягкой земли. Под бирюзовым небом ярко сверкала оранжевая с кроваво-красным кайма из высоких сахарных кленов. В дальнем конце долины, заросшей бледно-золотистой травой, был островок вечнозеленых деревьев, окружавших ее маленький домик. Из крон выступал конек крутой крыши, над ней курилась белая струйка дыма от камина.
Краем глаза она увидела, как выбежал из леса Деймон. Вероника припустила еще быстрее, так, что лопались легкие, — словно косой, разрезая высокую траву, — быстро, но все же медленнее, чем преследователь.
Скоро он почти наступал ей на пятки. Само сознание того, что он вот-вот ее схватит, было даже хуже — или, может, даже лучше — реальности. Вероника закричала от радостного возбуждения.
Они упали вместе, переплетясь телами и задыхаясь, и покатились по земле, путаясь в одежде и вырываемой с корнем траве. Вероника наконец освободилась, но Деймон схватил ее за ногу и не отпускал, хотя она лягалась. Она обхватила Деймона, гибкая, как молодое деревце, и, ловко повернувшись, оседлала его, лежащего навзничь. Ветер бросил ей в лицо волосы, но ничто не приглушило ее ликующего победного крика. Вероника выпрямилась и откинула волосы назад, любуясь тем, что Деймон лежит под ней. Невозмутимый, он только выпятил свой квадратный подбородок, разглядывая ее из-под полуопущенных век и медленно скользя руками по гладкой желтовато-коричневой коже ее мокасин, по шнуровке, по бахроме.
Добрался до ее колен. Вероника испуганно захлопала глазами. Это его позабавило.
— Да, дорогая моя. Ты совершенно справедливо беспокоишься. И кто еще кого поймал?
Она могла бы вырваться, но руки Деймона исчезли у нее под юбкой и железным кольцом сомкнулись на ее бедрах. Спасения нет.
Деймон подцепил пальцами резинку ее хлопковых трусиков и резко дернул их вниз. Звук рвущейся ткани и внезапное осознание своей обнаженной ранимости сначала шокировали Веронику, но следом за шоком пришло возбуждение. Внутри у нее все таяло. И Деймон об этом знал.
— Я тебе говорил, ты моя.
Он резко сел и лизнул ее ключицу — как первый язык грядущего пожара страсти.
Их вожделение стремительно разгоралось. Вероника прижалась к Деймону, положила локти ему на плечи и обхватила ладонями его затылок. Он целовал ее в шею и едва слышно стонал. Река страсти несла их на своих быстрых и бурных волнах. Убегая от Деймона, Вероника знала, что будет, когда ее поймают. Это знание и сам исступленный бег через лес так раздразнили ее вожделение, что она позабыла всякую сдержанность. Они встречались почти уже месяц, всегда по выходным — месяц игры в дразнилки, пьянящих наступлений и отступлений перед каждым грозовым слиянием.
Этот день начался прогулкой по лесу и закончился погоней. Опять в огне, думала Вероника. Она чувствовала, как руки Деймона поглаживают кожу ее обнаженных бедер, и находила в этой абсолютной раскованности особенное наслаждение. В охотника и дичь они играли всю неделю — словесно. Под смехом и подначками скрывалась страсть, которой невозможно было управлять. И невозможно сдерживать.
Вероника видела, как исказилось лицо Деймона. Захвативший его вихрь вожделения сорвал с него обычную невозмутимость, его глаза мерцали, как угли, горели жарким внутренним огнем. Взгляд его обжигал.
Овладев губами Вероники, Деймон сладко целовал ее до тех пор, пока она полностью не отдалась его воле. Он положил ее в высокую траву. На мгновение Вероника закрыла глаза. Под опущенными веками вспыхнули сверкающие пятна света — воспоминание о ярком раннеоктябрьском солнце. Сухая трава, прохладный упругий мох и теплая земля служили ей ложем, на котором она лежала, украдкой глядя на Деймона из-под ресниц.
Темно-каштановые волосы его растрепались. В них виднелись крошечные веточки и обломки сухих листьев. Рукава рубашки закатаны, обнажая жилистые предплечья. Загорелые, покрытые курчавыми волосами руки Деймона лежали у него на бедрах, обрамляя заметную выпуклость, распиравшую ширинку.
Вероника облизала пересохшие губы и медленным, дразнящим движением провела указательным пальцем вдоль круглого выреза своего платья. Потом она потянула красный цветастый хлопок вниз, все больше и больше обнажая свое тело, пока не показались темные соски и чаши грудей.
Губы Деймона приоткрылись, обнажив край сверкающих белых зубов. Послышалось несколько звонких щелчков: он рванул на себе застегнутую на кнопки рубашку. В ответ Вероника начала задирать платье, скользя по обнаженным бедрам оборкой нижней юбки. Наблюдавший за ее действиями Деймон со свистом выдохнул и сказал:
— Продолжай.
Вероника заморгала, а он повторил просьбу мягко, но в то же время требовательно:
— Продолжай. Дай мне увидеть мой приз. Она повиновалась его мощному очарованию.
Видя, как он на нее смотрит, Вероника раздвинула ноги еще на дюйм. Она удивлялась распутности собственного поведения — но это ее возбуждало. И, возможно, слегка беспокоило. Она сделала себя открытой, уязвимой. Картина, которую она сейчас являла собой, была для Деймона эротичной? Вульгарной? Или… и то, и другое?
Деймон пожирал ее глазами. Что бы он там ни думал, он хотел ее сильнее, чем когда-либо — Вероника видела это. Успокоившись, она вздохнула и подставила лицо солнцу.
— И все еще не видно пирсинга, — сказал Деймон, легко, будто вопросительно прикасаясь кончиком пальца к островку отливающих медом волос.
У Вероники перехватило дыхание.
— Я… я… предпочитаю естественность.
— И правильно.
Она пристально посмотрела на Деймона сквозь золотые от солнца ресницы.
— Дикарь, — хрипло прошептала она, — возьми меня.
— Ты готова?
Вероника ответила нетерпеливым стоном. Деймон навис над ней, его тело загородило от нее солнце.
— Посмотри на меня, — скомандовал он.
Вероника повиновалась.
— Ты моя пленница. Моя, — сказал Деймон, подчеркивая каждое слово. Он хорошо усвоил ее фантазии. — С которой я могу делать все, что захочу.
— Да… да… скорее!
— Когда захочу. — Его губы коснулись ее. — Где захочу. — Ниже. — Когда захочу. — Кончик его языка лизнул один из ее напряженных сосков.
Вероника изнеможенно застонала, поднимая бедра, чтобы прикоснуться к твердой выпуклости между ног Деймона. Он положил ей на живот ладонь, прижимая ее к земле. В следующее мгновение он уже был везде, ласкал ее груди языком и руками — сжимал и гладил их, пощипывая пальцами один сосок и глубоко засасывая ртом другой, оставляя на гладком упругом теле засосы.
— Черт побери, Деймон! — вскрикнула Вероника, извиваясь под его умелыми ласками. Как можно терпеть такое — и не шевелиться? Она сойдет с ума, если он не позволит ей прикоснуться к нему!
Сладкая мука все длилась. Деймон не позволял Веронике ласкать его, в то время как его пальцы и язык скользили по ее обнаженной коже, пощипывая, посасывая, поглаживая, доводя ее до грани — но и только. Когда Вероника уже не верила, что облегчение когда-нибудь наступит, ладонь Деймона скользнула между ее бедер, раскрывая их.