Непрерывность
ПРОБУЖДАТЬ СПЯЩИХ
Драма в двух действиях
Д ж о р д а н о Б р у н о Н о л а н е ц — беглый монах, ученый.
М а р и я О р и э л л и — женщина из Неаполя.
И н к в и з и т о р в В е н е ц и и, }
в Р и м е } — один актер.
Д ж о в а н н и М о ч е н и г о — венецианский дворянин.
Ф е д е р и к о К о н т а р и н и — прокуратор Венеции.
Д ж а м б а т и с т а Ч о т т о — книготорговец.
П е р в ы й }
В т о р о й }
Т р е т и й }
Ч е т в е р т ы й } — ребята на все руки: у нас они будут слугами в домах Мочениго и Марии, монахами, членами трибунала Святой службы, палачами, стражей инквизиции и мастерами-портными.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Старт космической ракеты. Усиленный динамиками, гремит голос, начавший отсчет: «Пять, четыре, три, два, один… Пуск!» Мощные струи вырываются из сопел двигателя, сотрясая в нетерпении устремленный в небо корпус. Вот ракета оторвалась от земли, зависла, начала медленно подниматься. Сквозь грохот двигателя из темноты сцены доносятся голоса.
П е р в ы й г о л о с. Эй! Что там полыхает под этой штукой?
В т о р о й г о л о с. Костер, в котором сожгли Джордано Бруно.
На авансцене появляются ч е т в е р о — с л у г и в доме Мочениго. Садятся в кружок на пол и начинают играть в кости.
П е р в ы й. Сейчас осень. Осень 1591 года.
В т о р о й. Венеция.
Т р е т и й. Палаццо мессера Джованни Мочениго, сына светлейшего Марко Антонио.
Ч е т в е р т ы й. А мы слуги в этом доме. Бессловесные.
В т о р о й. Имей совесть — кормимся, и слава богу.
П е р в ы й. Ага. Значит, иметь совесть — это иметь жратву. Я люблю точность.
Ч е т в е р т ы й. А по-моему, иметь совесть — значит не иметь жратвы. Я люблю честность.
В т о р о й. Нет. Иметь совесть — значит иметь жратву и помалкивать об этом. Я люблю скромность.
Т р е т и й. Ну, а я люблю жратву и потому считаю, что иметь совесть — значит помнить, из чьих рук жратву получаешь.
Появляется Ч о т т о.
Ч о т т о. А вы по-прежнему все философствуете, бездельники?
С л у г и. Здравствуйте, доброго здоровья, с приездом, синьор!
Ч о т т о. Здравствуйте, здравствуйте. Хозяин дома?
П е р в ы й. У себя.
В т о р о й. В малой зале.
Т р е т и й. У него духовник фра Джованни Габриэлле де Самоццо и светлейший Федерико Контарини, прокуратор Венеции.
Ч е т в е р т ы й. Обсуждают мировые проблемы. Мыслители.
Ч о т т о. Ну-ну, спасибо… (Уходит.)
П е р в ы й (ему вслед). Он стоит полтора миллиона.
Т р е т и й. Что за фамильярность? Не он, а синьор Джамбатиста Чотто.
В т о р о й. Книготорговец.
Ч е т в е р т ы й. Пройдоха.
Уходят.
Комната в доме Мочениго. М о ч е н и г о, К о н т а р и н и и И н к в и з и т о р. Входит Ч о т т о. Мочениго, увидав его, вскакивает и бросается навстречу.
Ч о т т о (ко всем). Добрый день!
М о ч е н и г о (схватив обеими руками руку Чотто; в тоне его первой фразы скорее вопрос, чем приветствие). Со счастливым возвращением, Чотто.
Ч о т т о (мягко освобождая руку). Благодарю вас, мессер Мочениго.
М о ч е н и г о (настойчиво). Какие новости привезли вы нам?
Ч о т т о. Хорошие, как всегда. (Как бы давая понять Мочениго неуместность делового разговора.) Святой отец! Благословите вечного странника. (Подходит к духовнику, опускается перед ним на колени и целует протянутую руку.)
Тот осеняет его крестом.
Я слышал, что вас назначили верховным инквизитором. Поздравляю.
И н к в и з и т о р. Разве поздравили бы вы отца своего, когда б назначили его верховным чистильщиком выгребных ям? Спору нет, это нужно, но… тяжек будет мой труд.
Ч о т т о. Все зависит, святой отец, от отношения к запахам. Я помню…
И н к в и з и т о р (смеясь, перебивает). Я привык к ладану, сын мой.
Ч о т т о. Тогда все обойдется, святой отец… А мессера Мочениго вы, стало быть, бросаете?
И н к в и з и т о р. То есть?
Ч о т т о. Кому же он теперь будет исповедоваться?