Р ю м и н а. В каком смысле?
К л е н о в. Ну, не знаю, по хозяйству помочь или еще…
Р ю м и н а. Вы не баптист случаем, Василий Андреич? В секте никакой не состоите?
К л е н о в. Нет.
Р ю м и н а. Жалко.
К л е н о в. А… Ничего не понимаю.
Р ю м и н а. Вот и я… ничегошеньки, уже третий год. Уж подумала, может, вы в секте какой? Интересно хоть на живого поглядеть. И то нет. Вам Ленка пишет?
К л е н о в. Практически нет.
Р ю м и н а. Оно и видно. А то я ей писала, чтоб она передала, чтоб не ходили вы ко мне.
К л е н о в. Почему?
Р ю м и н а. А не надо мне! Не понимаю! Не надо мне вашей помощи непрошеной.
К л е н о в. Но почему, почему? Я ведь от души!
Р ю м и н а. От души — беляши да пельмеши! А вашего мне не надо! И не ходите сюда никогда! Жили без вас и проживем. Бывайте здоровы!.. (Уходит.)
К л е н о в. Я шел по городу и ничего вокруг не видел. За что? За что?
Е в г е н и й И в а н о в и ч. Я когда к тебе в детский дом приезжал, летом когда приезжал, жутко любил там, у пруда, помнишь, где у нас с тобой в кустах потайное место было, вроде пещерки?
К л е н о в. Помню.
Е в г е н и й И в а н о в и ч. Да, так вот там. Жара, комарье звенит, а у нас там прохладненько, водичка, помидоры, хлеб, соль. Эх! Ты рядом лежишь, посапываешь, а я рюмец за твое здоровье! Хорошо!
К л е н о в. За что? За что она так?.. Я шел по городу и ничего не видел…
К Кленову подходит Ш т ы г л о в.
Ш т ы г л о в. Старик! Сколько лет?
К л е н о в. Штыглов? Здоро́во.
Ш т ы г л о в. Ты не ко мне?
К л е н о в. Нет. Случайно рядом оказался.
Ш т ы г л о в. Так заскочим? Сто лет не виделись.
К л е н о в. Давай.
Ш т ы г л о в. Садись, старик. У меня, конечно, не потехинские хоромы, но пару табуреток найдем, и стол найдем, и на стол найдем кой-чего. Как ты насчет заторчать?
К л е н о в. В самый раз.
Ш т ы г л о в. Тогда торчим, старик. Очень сейчас это в жилу. Четвертый месяц на нужнике гнию.
К л е н о в. А как же тот заказ?
Ш т ы г л о в. Какой?
К л е н о в. Дети. Как это?.. А! Иоанн Предтеча гонит за море птицу далече. Сделал?
Ш т ы г л о в (разливая). Ну что ты, старик, там работы на годы. Давай рванем, и расскажу. Виноград! (Пьет.)
К л е н о в. Ага… (Пьет.)
Ш т ы г л о в. Ну вот… Нужник гоню, старик, для нового Дома колхозника. Бронза, старик, две фигуры. Колхозник с куском трактора и колхозница с вязанкой пшеницы. Классика, старик. Проникновенные лица, мускулатура напряжена в трудовом порыве, пшеница отборная, зерно к зерну. Для модели принесли несколько колосьев, я уж названия не помню, ну, в общем, с селекционной станции, старик, каждое зерно как мандарин. Упадет — ногу зашибет… (Разливает.) Рванем, старик, такое дело если сразу не запить, надолго подавишься. Виноград!.. (Пьет.)
К л е н о в. А заказ?
Ш т ы г л о в. Да что ты заладил — заказ, заказ? Как будто это твой заказ! Не делаю я его, наверное, брошу!
К л е н о в. Почему?
Ш т ы г л о в. Ты знаешь, где это должно встать? Я ездил туда, смотрел место. Глухомань, старик, тайга, до ближайшего райцентра километров триста. Я же художник, старик, я же не Потехин! Жалко! Четыре года отдать на работу, старик, которую никто, кроме аборигенов и медведей, не увидит. Жалко!
К л е н о в. И ты отказался?
Ш т ы г л о в. Еще нет, но наверное… Проект сделан, и башли за него получены, даже две модели из семи сделаны. Понимаешь, там что? Высокий скалистый берег, ну, Енисей, старик, понимаешь, и чистый гранитный выход. То есть можно было бы снять площадку и рубить прямо на вершине, прямо из массива скалы. Заманчиво, конечно, но… чтоб там это смотрелось, размер нужен как минимум две натуры, примерно метра четыре. Старик! Ты понимаешь, что это такое?
К л е н о в. Нет.
Ш т ы г л о в. Это нужно сделать семь моделей из гипса четырехметровых, отвезти туда и года полтора-два рубить скалу, старик. Во имя чего? Нетленку тоже хочется, чтобы кто-то видел. (Наливает себе, видит, что стакан Кленова полон.) А ты не пьешь? Виноград!.. (Выпивает.)
К л е н о в. Пью, пью… Я думаю, он не перенесет твоего отказа. Не знаю причины, но, по-моему, для него это содержание всей жизни.
Ш т ы г л о в. Ну, старик, мало ли у кого какое содержание!
К л е н о в. Я знаю одного парня, детдомовского. Я часто задумываюсь: что так порой странно определяет его поступки? И, мне кажется, я понял — чувство вины. Без вины. Человек, который его опекал, однажды приехал к нему в детдом и утонул. А человек имел семью.