Р ю м и н а. Сперва одну сманил не знамо на что, а теперь и за Катьку принялся?
К а т я. Мама!
Р ю м и н а. Катька моя, понятно? Эту сманили — разбирайтесь теперь, а Катька моя, не отдам! Пошли, Катерина! И упаси вас господь еще сюда сунуться! Я кому сказала, Катерина? Пошли!.. (Берет за руку Катю и силой уводит ее за собой.)
К л е н о в. Что я ей сделал, Лена? Почему она так?
Л е н а. Мама гордая, Вася. Ей нелегко всегда было, а она гордая.
К л е н о в. Но почему она меня-то объектом избрала?
Л е н а. Ты любишь афоризмы, вот тебе еще один: бедность — это необходимость многое не видеть и не слышать. Ясно?
К л е н о в. Да.
Л е н а. А мама не хочет этого, вот и все. Извини, я пойду к ним. Мы с тобой еще наговоримся. Практика полтора месяца. Наговоримся. А насчет Кати не думай, завтра же придет. Ты ее еще не знаешь… (Уходит.)
Е в г е н и й И в а н о в и ч. Устал?
К л е н о в. Да.
Е в г е н и й И в а н о в и ч. Надолго?
К л е н о в. Не знаю.
Е в г е н и й И в а н о в и ч. Главное — чтобы не навсегда. Самое страшное — устать навсегда.
К л е н о в. Я еще так мало успел. Я ведь почти ничего пока еще не сделал.
Е в г е н и й И в а н о в и ч. Эх, ты, пацан! Несмышленыш! А от чего же, по-твоему, человек устает, от дел, что ли? В том-то и штука. Человек устает главным образом от несделанного. Нет тяжелее тяжести, чем груз несделанного.
В комнату входят М а т в е е в и К а т я.
М а т в е е в. Ну, я тебе скажу, Вася, эта девка всех Рюминых стоит. Банный лист. Уже душу всю вынула, а еще чего-то ухитряется, вынимает еще чего-то.
К а т я. Здравствуйте Василий Андреевич. Неправду все это Павел Еремеевич говорит. Просто я разобраться хочу в установке как следует. А у кого ж еще спрашивать?
К л е н о в. Ну, и как успехи? Разобрались?
К а т я. Ой! Что вы! Да там, мне кажется, и за сто лет не разберешься. Как вы только все это придумали?
М а т в е е в. Видал? Уже мажет. С ходу мажет. Все девки одинаковые, как сказать, примитивные подхалимки. Нравится Кленов — так уж он один все и придумал. А коллектив?
К а т я. Я не отрицаю коллектива, Павел Еремеевич, напрасно вы! А только все равно ведь Василий Андреевич все придумал.
М а т в е е в. Вот и все, что девка за месяц на установке поняла. Ну, ты подумай!
К а т я. И неправда! Я и еще поняла!
М а т в е е в. Небось, кто с кем живет да кто с кем, как сказать, дружит.
К а т я. Ну да, это я еще в школе знала.
М а т в е е в. Тогда ничего, однако, подготовленная девица. Достойная, как сказать, смена.
К л е н о в. Кстати, о смене, Еремеич. Мне сказали, ты на пенсию документы готовишь?
М а т в е е в. Готовлю, а чего не готовить? Пятьдесят лет стукнуло, и молочком на вредном производстве давлюсь уж без малого лет двадцать. Пора.
К л е н о в. Неужели уйдешь?
М а т в е е в. Зачем уходить? Получать буду больше, только и делов.
К л е н о в. Ну да, у тебя ж на все один разговор.
М а т в е е в. Ага. Один.
К а т я. Павел Еремеевич, давайте я вам пиджак зашью. Совсем расползся.
М а т в е е в. Видал? И меня мажет. Ну, девки, ну, заразы. На, шей. (Снимает пиджак, отдает его Кате.) Вот тебе и нитки, и иголка. Не думай, у нас быт налажен. Все есть, что надо.
Катя садится на постель Матвеева, шьет.
К л е н о в. Не устал так жить, Еремеич?
М а т в е е в. А как это — так? Я вроде как все живу.
К л е н о в. Все, да не все. На такое самоотречение мало кого хватит. Так не устал?
М а т в е е в. А кто ж его знает? Это как у нас один в лагере говорил: «Пока живешь — устаешь, а как устал — встал». Помер, значит. Ну, а я вроде еще не встал, живой.
К л е н о в. Люблю я тебя, Еремеич. Очень ты мне жить помогаешь.
М а т в е е в. Вот это раз тебе на. С бабой увял, на меня перекинулся?
К л е н о в. Я со Штыгловым знаком.
М а т в е е в. Ага, продал, значит.
К л е н о в. Зачем продал? Мой приятель.
М а т в е е в. Так и продал, как водится. Ну, знаком, и что?
К л е н о в. Ничего. Не понял ради чего?
М а т в е е в. Это, однако, как сказать, мои дела. Но одно все же скажу — человеку, чтобы жить, надо какой-то смысл. Вот это мой смысл и есть. Только это. Ничего у меня не осталось, понимаешь? Только это. А Штыглову своему при случае передай — еще раз где варежку раззявит, в момент порву, у меня это не задержится. За такое дело пасть порвать мне все равно что стакан воды выпить. Понял?