К л е н о в. Понял, Еремеич, понял. Что на пределе ты, не долго еще выдержишь.
М а т в е е в. А это, я уж тебе сказал, мои дела. Рюмина! Зашила?
К а т я. Да.
М а т в е е в. Давай. И пошли. По дороге расскажу, чего спросишь.
К а т я. До свидания, Василий Андреевич. А почему у вас так много седины? Вы же не старый еще.
М а т в е е в. Ты чего у меня сюда напросилась — учиться или что? Седина к технологии не касается. Топай!
К л е н о в. До свидания! Не обижайтесь, Катя, он прав, к технологии это действительно отношения не имеет…
Матвеев и Катя выходят.
Седина к технологии не касается. И одиночество не касается. И усталость. И любовь. Сорок пять дней — как это много, когда речь идет о хлебе, или стали, или угле, или о наших делах. Как это мало, оказывается, когда речь идет просто о двух людях. Лена!..
Появляется Л е н а.
Вот и все, Леночка, финита.
Л е н а. Финита бывает у комедии, а не у практики.
К л е н о в. Да-да, само собой, куда нам до комедий. Тут бы успевать слезы утирать, а то умоешься.
Л е н а. Проще сразу не плакать.
К л е н о в. Легко сказать.
Л е н а. Вообще, если честно… Мне кое-что непонятно… На такой установке… да нигде в мире ничего подобного нет, а ты… развел какие-то самовары да чаи на завалинке, по духу, конечно. Здесь компьютеры…
К л е н о в. Про компьютеры, Леночка, я все понимаю. Когда машины — машины, меня это устраивает, но когда машины — люди, извините!
Л е н а. Но согласись, ведь это объективная необходимость сегодня — мыслить точно и жестко.
К л е н о в. Ну и пожалуйста, кто возражает? Только зачем из этого самого жестокого мышления выстилать постель для всего человечества? Не все же могут спать на досках.
Л е н а. Ты не каламбурь, я серьезно.
К л е н о в. И я серьезно. Как-никак на обозримое время это моя жизнь.
Л е н а. Которую ты до сих пор не смог даже как-то оформить. Почему ты не защищаешься?
К л е н о в. От кого?
Л е н а. Опять ты?
К л е н о в. Ну, сама подумай — что это меняет в моем положении? Бессмыслица! Если сделал, если нужное — при чем тут защита. От кого защищаться-то? Ну ладно, еще можно понять — ребята делают из-за денег, жить всем надо. Так мне и без того платят будь здоров! Время жалко.
Л е н а. Застрял ты где-то, Вася. Я, конечно, имею в виду не науку, а твои жизненные взгляды — какие-то сантименты. Доски не доски, а сегодня жизнь требует жесткости. А ты? Вместо того чтоб вокруг себя одних только железных ребят собрать, с которыми горы ворочать можно, богадельню на установке развел. Отдел по опеке ущербных и двинутых.
К л е н о в. Мы очень быстро бежим, Лена. Так быстро, что у некоторых сердце лопается. Если их время от времени не подвозить, понимаешь, на машину не подсаживать, им не добежать.
Л е н а. А может быть, так и надо? Может, это и есть отбор? Вот и получается — те, кто отстал, не держат тех, кто бежит.
К л е н о в. А зачем же тогда вся эта гонка вообще, Леночка? Не ради же самой гонки! Может, я чего-то не понимаю, но мне всегда казалось, что все это некоторым образом придумано для людей, а?
Л е н а. Бесполезно. Тебя не переубедишь.
К л е н о в. А ты ничего зря не делаешь?
Л е н а. Надеюсь, что нет… Вася, а почему у тебя усы разной длины?
К л е н о в. А я вообще асимметричный. Специалисты считают, что у меня на месте ожидаемых частей всегда неожиданные.
Л е н а. Вот повезло. Все равно как красные кони или… не знаю, не могу придумать, что еще…
К л е н о в.
Л е н а. Что это?
К л е н о в. Ничего… Экс-промт… Завтра ты уедешь.
Л е н а. Сегодня.
К л е н о в. Даже сегодня.
Л е н а. Ночью.
К л е н о в. Так спешишь?
Л е н а. Да. Но сегодня еще есть время. На реку пойдем?
К л е н о в. Пойдем. А куда ты спешишь?
Л е н а. Мне надо кое-что осмыслить. Важное.
К л е н о в. Например?
Л е н а. Например, что узнала про установку. Я здесь работала, я про нее столько в институте проходила, а только теперь, здесь, начала кой-чего понимать.
К л е н о в. И что поняла?
Л е н а. Поняла, что ты очень умный. Страшно умный.
К л е н о в. Вряд ли. Для умного у меня слишком много друзей.
Л е н а. Какая связь?
К л е н о в. Прямая. Умный человек одинок. Жуткая тоска.
Л е н а. Прокол. Не поняла.