Ч е т в е р т ы й. Поневоле задумаешься о степени нашей собственной состоятельности.
Т р е т и й. Папа недоволен. Он сказал, что мы возимся с Бруно, словно он простой богохульник, а не злейший ересиарх.
И н к в и з и т о р. Да-а… Тяжелые времена… Ну что ж. Если Бруно даже и прав, он, открыв истину, оскорбил нас в нашем невежестве. Сказано: «Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то; и если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот…» Он посягнул на наш дом. Так пусть же расплачивается за это. Вначале подвергнуть пытке, затем заставить признать, что его философия суть ересь, именно его философия, именно философия!
Затемнение.
На табуретке сидит Б р у н о.
П е р в ы й (подходит к Бруно). Пытать буду.
Б р у н о (улыбаясь). Как дряблым членам избежать стыда? Кто в изможденном теле жизнь утроит? Пытай, палач, не бойся, пытай. В боренье с плотью дух всегда сильней, когда слепцом не следует за ней.
П е р в ы й. Ты мне стихи брось, я этого не люблю. Ты мне сразу точно скажи: орать будешь или нет?
Б р у н о. Не буду.
П е р в ы й. Вот и хорошо. А то не люблю. (Загораживает Бруно.)
Г о л о с И н к в и з и т о р а. Признаете ли вы, что внушали верующим еретические мысли?
Первый отходит в сторону.
Б р у н о. Не признаю.
В т о р о й (подходя к Бруно). Я человек скромный. Служу и служу. Вот сломаю вам сейчас тихонечко ручку или ножку — и ладно. А уж вы, пожалуйста, тоже потихонечку, без крика. Хорошо?
Б р у н о. Хорошо.
В т о р о й. Ну спасибо. (Загораживает Бруно.)
Г о л о с И н к в и з и т о р а. Признаете ли вы, что внушали верующим еретические мысли?
Второй отходит в сторону.
Б р у н о. Не признаю.
Т р е т и й (подходит к Бруно). Что тебе больно, так то положено, потому как ты еретик. А нам-то за что ж ты боль причиняешь, нас зачем мучаешь? Вот я тебе, к примеру, ухо обрежу, глаз, может, выколю, или… из спины ремней наделаю… Да вот еще, скажем, ногу в испанский сапог зажать можно — считай, ноги уж нет, — а к телу раскаленное железо приложить… Так мне, думаешь, что, легко?
Б р у н о. Думаю, что нелегко.
Т р е т и й. Знаешь ведь, подлец, а мучишь. (Загораживает Бруно.)
Г о л о с И н к в и з и т о р а. Признаете ли вы, что внушали верующим еретические мысли?
Третий отходит в сторону.
Б р у н о. Не признаю.
Ч е т в е р т ы й (подходя к Бруно). Знаете, я, возможно, в душе и сам как вы. Поэтому уважаю… Я для вида здесь над вами помахаю, а вы уж покричите погромче, хорошо?
Б р у н о. Нет.
Ч е т в е р т ы й. То есть как «нет»?
Б р у н о. Не буду кричать, не хочу.
Ч е т в е р т ы й. Не будете?
Б р у н о. Не буду.
Ч е т в е р т ы й. Не будешь?
Б р у н о. Не буду.
Ч е т в е р т ы й. Ах ты гад, не будешь, говоришь? Ну, посмотрим. (Загораживает Бруно.)
Г о л о с И н к в и з и т о р а. Признаете ли вы, что внушали верующим еретические мысли?
Четвертый отходит в сторону.
Б р у н о. Не признаю.
Освещается трибунал Святой службы.
И н к в и з и т о р. Тяжелые времена, тяжелые испытания. Я так и знал, что вы будете упорствовать, и лишь хотел продемонстрировать правильность своей версии перед остальными членами трибунала.
Четверо занимают свои места за столом.
А потому…
Б р у н о (перебивая). Какое сегодня число?
П е р в ы й. Пятнадцатое февраля тысяча пятьсот девяносто девятого года…
Б р у н о. Шесть лет, восемь месяцев, двадцать три дня… Восемьдесят один месяц…
И н к в и з и т о р. О чем вы?
Б р у н о. Нет-нет, ничего… Простенькая задача по арифметике.
И н к в и з и т о р. В таком случае я продолжу. Святая служба поручила кардиналам Роберто Беллармино и Альберто Трагальоло составить список еретических положений, извлеченных из ваших книг. Речь идет об основах ваших научных взглядов и вашей философии. Если вы признаете их ересью и отречетесь от них, вас ожидает несколько лет тюрьмы. Если же нет, вас, как формального еретика, нераскаянного и упорствующего, Святая служба вынуждена будет передать в руки светской власти…
Б р у н о (после долгой гнетущей паузы). Хорошо… Я готов принести отречение… в любое время… и в любом месте… по желанию Святой службы…