Р а я. Так это Геню арестовали! Боже мой!
П и р о к с. Вы что, меня на понт хотите взять? Меня?!.. Чтоб я поверил, что этот полудурок работал в подполье?
Р а я. Какой позор! Как вы смеете так?..
П и р о к с. Нет, ты погляди, меня же еще и позорят!
Ф е к л а. Вообще-то и вправду странно. Я хорошо помню скрипача Геньку. Чтобы из него подпольщик…
П и р о к с. Скажи, да? Как из меня — губернаторша!
Г а л я. Мы теряем время. Объяснили уже — Павел — это и есть Геша, и довольно!
Ф е к л а. Я не был на Молдаванке два года, всякое, конечно, случается… (Пироксу.) А откуда ты вообще про Мишку знаешь?
П и р о к с. Оттуда. Видел. Был там.
Р а я. Где были?
П и р о к с. Там. Где Мишка пришил Федьку. В трех шагах.
Г а л я, Тебя-то что туда понесло?
Ф е к л а. Что-то ты темнишь, парень.
Б о р и с. Вы говорите — видели это. Каким образом? Расскажите нам все.
П и р о к с. Сам я шел Федьку убивать, понятно вам? Сам!.. Меня в тот день освободили, наши выкупили. Я и рванул сразу. А пришел — его уже Мишка прижал. Угол дома. Я с одной стороны затаился, они с другой стоят. Мишкин голос слышу: «Тебя, говорит, Генька за Мотю пришить поклялся. Да ему нельзя, он чокнется после этого. Так что уж мне придется». Потом только — ы-ы-их! Хрип и топот. Я выглянул — Мишка убегает, Федька лежит, дергается.
Б о р и с. Почему мы узнаем об этом только теперь, почти через год?
П и р о к с. Побоялся я тогда рассказать.
Г а л я. Ты!.. Ты!.. Знаешь, кто ты? Сколько их тогда таскали, а ты?
П и р о к с. У каждого свидетели были, где и что, и я про это знал, мне Алеша сказал. А меня из партии могли!
Р а я. Справедливо было бы.
Ф е к л а, За такое и теперь не поздно.
П и р о к с, Только не надо меня пугать! А то я от ваших слов весь пятнами покрываюсь… внутренне… Видал, быстрый какой — и теперь не поздно! Да кто ты такой? Я о тебе пока одно знаю — что из Одессы хотел драпануть со страху и у Моти прятался. А туда же!
Ф е к л а. Да, парень, не много ты пока о жизни понял, видно, как следует не прижало тебя ни разу.
Г а л я. Какой же ты все-таки гад, Пирокс.
П и р о к с. Сама больно хороша!
Р а я. Ну вот… доразговаривались.
П и р о к с. А что она?.. (Гале.) Ты ж сама говорила, что если б у тебя хватило сил, ты бы Федьку сама!
Г а л я. Я — другое дело. Я по крайней мере знаю, ради кого это сделала бы.
П и р о к с. А я, думаешь, не знаю? Вы все знаете, а я — вчера родился? Да, может, я Мотю люблю, может, я…
Ф е к л а. А она тебя?
П и р о к с. Она?.. Не знаю. Не влияет. Какая разница?
Б о р и с. Хорошо. С вами, товарищ Пирокс, как вы понимаете, разговор будет отдельный.
П и р о к с. Пожалуйста. Хоть завтра.
Б о р и с. Это мы решим, когда. А сейчас…
Ф е к л а (перебивает). Вам не кажется, товарищи, что уже и так все ясно?
Р а я. Как это понимать?
Ф е к л а. Раз возможностей других у нас нет, только одного человека освободить можно, так это должна быть Мотя.
П и р о к с. А я о чем? Целиком — за!
Г а л я. Почему Мотя? Почему именно Мотя?
Ф е к л а. Потому, что ей, бедняге, и так уж пришлось за наше дело хлебнуть выше головы.
Р а я. Категорически возражаю! Не против Моти, нет! Она прекрасный, во всех отношениях великолепный человек и достойна жизни!
П и р о к с. Так чего тебе еще?
Р а я. Я возражаю против такой постановки вопроса. Мы не вправе решать, кто из четырех бойцов должен остаться жить, руководствуясь жалостью. Это унизительно.
Б о р и с. Согласен. Хотя и понимаю, как в этой ситуации трудно отделить уважение от жалости. Но… согласен.
Г а л я. Согласна.
П и р о к с. Я тоже.
Ф е к л а. А я — нет. Унизительно! Какие мы все гордые! Пожалеть — унизительно, а дать умереть — пожалуйста!
Г а л я. Это разговор уже и вовсе пустой пошел! Так мы никогда ничего не решим. Кто у нас следующий?
П и р о к с. Оля.
Б о р и с. А почему не Павел?
П и р о к с. Послушайте, это ж смешно, честное слово!
Р а я. Товарищ Борис, расскажите об Оле. Мы должны обсудить всех.
Б о р и с. Хорошо… Кличка — Оля. Год рождения — одна тысяча девятьсот третий. Из рабочих. Отец и старший брат погибли в январе восемнадцатого в боях с гайдамаками, второй брат был расстрелян немцами.
Ф е к л а (встав). Как?
Б о р и с. Что вас интересует?
Ф е к л а (садится растерянно). Нет-нет, ничего, это я…
Б о р и с. Тогда я продолжу… Мать Оли в результате всех этих потрясений попала в больницу, откуда уже не вышла, Олю на это время забрала к себе семья Крайнего.