— Но как ты смог сделать это сам? — удивленно спросила я.
— Семь лет — большой срок. Вы, ребята, можете есть из одной тарелки?
Он протянул мне плошку с супом, и я только тут поняла, как сильно замерзла — во всех помещениях стоял жуткий холод, и лишь тут, у плиты, было более—менее тепло. Я представила, насколько замерзшим должен быть Ти Фей, и молча отдала тарелку ему. Он был рад.
Разговор стих, пока мы ели. Хотару стоял у застекленного окна и смотрел на нас, почти не моргая; мне было немного неловко, а Ти Фей вообще заметно нервничал, его озябшие пальцы дрожали, но почему-то мы не хотели об этом говорить.
После еды Хотару подсел к Ти Фею и снова спросил:
— Могу я взять тебя за руку?
— Нет!
— Пожалуйста! Пожалуйста! Я семь лет не видел ни одного человека! — жалобно потянул Хотару. — Ты представляешь, что это такое, семь лет полного одиночества? Я так сильно хочу к тебе прикоснуться! Пожалуйста!
Я была бы рада предложить ему свою руку, но понимала, что парню нужно общество кого-то его биологического вида. К счастью, сердце Ти Фея, кажется, было растоплено этими мольбами, и он великодушно подал Хотару свою закованную в кольца руку. Тот схватился за нее, как утопающий за соломинку, обеими ладонями, и рухнул на колени.
— Спасибо!..
— О небеса, немедленно встань! — Ти Фей дернул его вверх, и я с удивлением отметила, что он, оказывается, был довольно силен. А я и не знала. — Выдумал тоже, на колени…
Кажется, отчаянная тоска Хотару по человеческому теплу окончательно смягчила сердце Ти Фея, и он, не отбирая своей руки, другой обнял его, хотя это и был совершенно незнакомый ему парень, происходящий из враждебного государства. Хотару выдохнул и обхватил его обеими руками, заскользив пальцами по спине, положил голову на плечо Ти Фея, прижался лбом к его воротнику. Я задумчиво наблюдала за этими объятиями двух незнакомцев и пыталась представить, смогла бы я пережить семь лет полного одиночества.
Ти Фей бросил на меня умоляющий взгляд, и я решила заговорить:
— Так, Хотару, как вышло, что ты живешь в этом всеми забытом месте уже так долго? — спросила я, рассудив, что семнадцать лет должны быть большим сроком для человека, раз уж Ти Фею все-го двадцать два года, а он уже такой взрослый. Хотару отстранился от него, но снова схватился за его руку и принялся ее всячески гладить, не замечая, что Ти Фею это неприятно.
— Мои покойные родители были исследователями. Империя планировала колонизацию мегаполисов других государств, и отправила их изучать возможности реализации этой идеи. Меня было не с кем оставить, поэтому меня забрали тоже.
— Я так и знал! — Ти Фей безжалостно вырвал у него свою руку и вообще отошел, уставившись в окно, так что в отражении можно было видеть его искаженное гневом лицо. — Ненавижу тебя и твой народ! Вечно им всего мало!
— Я-то тут при чем? Мне было три года! — возмутился Хотару, с тоской глядя в спину Ти Фея. — К тому же, они все равно, должно быть, решили, что это невыгодно, и свернули экспедицию!
— Почему ты не вернулся домой? — спросила я, желая чуть-чуть разрядить обстановку.
— Ну, понимаешь… мы приехали сюда весной, в начале мая. В сентябре, до холодов, за нами должен был прилететь самолет. Ты знаешь, что такое самолет?
Я не знала.
— А, это огромные чудовища, — пояснил Ти Фей, — иногда они пролетают над нашими землями, я видел пару раз. Это ужасно. Они орут и оставляют за собой след из облаков. Отвратительное зрелище. А если они упадут, то пиши пропало.
— Все так, только это не чудовище, а машина, — Хотару почесал в затылке. — В общем. Мы ждали самолета, но настал октябрь, затем декабрь, а потом и вновь началась весна. Мы смогли пережить зиму благодаря припасам, что у нас были, и родители старались держаться бодрячками, уверяли сами себя, что нас не могли бросить, но в марте у нас почти закончились еда и боеприпасы, и мы начали невольно тосковать. Мы каждый день ждали самолета, отец все посылал сигналы бедствия на архипелаг, мы ждали, ждали… но за нами так никто и не прилетел. Нам пришлось самим искать себе пропитание…
— Хочешь сказать, вас просто бросили? — Ти Фей отвернулся от окна и встал лицом к нам, глядя на Хотару. Я воскликнула:
— Да нет, это глупости! Такого быть не может!
— Может, это вполне в стиле Империи Рассвета, — Ти Фей мрачно усмехнулся. — И посылать на расследование потенциально опасной области только двоих ученых и ребенка — тоже. У них люди — это что-то вроде мяса. Что, впрочем, хорошо, ведь мы, народ Облаков, для них просто бревна.
Хотару слушал его с очень грустным видом.
— Серьезно, что такое? — спросил он почти жалобно. — Что у тебя за зуб на мой народ?
— Я полагаю, это называется «пропаганда», — я вздохнула. — Империя Рассвета — крупнейшее государство мира, при помощи ужасного кровопролития захватившее целые континенты! И только Империя Облаков и Материк остаются для них недоступной землей.
— Почему? — удивленно спросил Хотару.
— Из-за магии, конечно.
— Магии? — удивился Хотару. — Глупости, магии не существует.
У меня отвисла челюсть.
— Ты что, из семнадцатого века? — со злым сарказмом поинтересовался Ти Фей. — Бум.
Он щелкнул пальцами, и чайник, до этого мирно стоявший на плите, вдруг поднялся в воздух и сам налил чай в чашку, а чашка сама подлетела к Ти Фею и опустилась в его руки. Хотару был чуть живой от ужаса.
— Что за чертовщина? Как ты это сделал?
— Магия же!
— Ерунда! Это ненаучно!
— Плевал я на твою науку! — возмутился Ти Фей, и я содрогнулась от страха: его следующее заклинание было мощнее простого телекинеза, и я тут же это почувствовала. Впрочем, Хотару тоже: пол вдруг ушел у него из-под ног, неведомая сила подняла его высоко к потолку, потрясла пару раз, а затем опустила обратно. Он не устоял на ногах и упал, а я любезно подставила ему локоть, за который он и схватился. Он был бледный, напуганный, и чуть дышал.
— Чертовщина! Чертовщина! — его взгляд устремился на Ти Фея. — Что еще ты можешь?
— Практически что угодно. Есть только несколько ограничений, — Ти Фей немного призадумался. — Нельзя внушить кому-то какое-то чувство, или заставить его перестать что-то ощущать… Потом, нельзя воскрешать мертвых — то есть, можно, но этому меня не обучали, и законом запрещено. Еще нельзя брать на себя божественную роль и создавать жизнь, оживлять что-нибудь. И запрещается мешать естественному течению жизни по возможности.
— Летающие чайники — это очень неестественно.
— Но они же не живые!
— А что насчет летающего меня?
— Признаю, позволил себе лишнего, — сказал Ти Фей с таким видом, по которому было ясно, что он ни капельки не стыдится своего поступка. Хотару немного подумал и вынес вердикт:
— Это очень круто! Я восхищаюсь тобой, Ти Фей!
Ти Фею это было приятно.
— Ну, — я подошла к окну и положила руку на его плечо. — Спасибо за гостеприимство, Хотару. Как только закончится дождь, мы продолжим свой путь.
— Дождь? Закончится? — он рассмеялся так, словно я ляпнула невероятную глупость. — Это Петербург! Здесь дождь может и неделю идти!
Мы с Ти Феем угрюмо посмотрели друг на друга. Перспектива застрять в этом жутком месте не нравилась ни одному из нас.
— Тогда мы пойдем под дождем, — уверенно сказал Ти Фей. — Наше задание больше не может ждать!
— Согласна с тобой!
Хотару слишком поспешно подошел к двери и прижался к ней спиной, пытаясь перекрыть нам пути к выходу.
— Слушайте, я не хочу удерживать вас силой или что-то вроде… Но может вы останетесь со мной хотя бы до завтра? Я так рад просто иметь возможность поговорить не с телевизором, а с живыми людьми! Я все для вас сделаю, если вы согласитесь, ребята!
Я посмотрела на Ти Фея и поняла, что он тоже первый раз в жизни слышит слово «телевизор».
— Хотару, у нас действительно мало времени. Мы и пришли-то в это жуткое место потому, что нам было обещано провидицей, будто мы найдем здесь то, в чем нуждаемся.
— А в чем, например, вы нуждаетесь?