– Вчера! – взвыла Эллен. – Значит, пока я работала, ты… – она указала на предательское красное пятно, – ты…
Эллен хотелось его ударить, наброситься на него с кулаками и колотить до тех пор, пока ее боль не перейдет к нему. Но она не смогла. Никогда в жизни Эллен ни на кого не поднимала руку. Даже голос повышала редко. Не найдя другого выхода, Эллен отвернулась, медленно опустила голову и стукнулась лбом о стену. И еще раз. И еще.
– Подонок! Подонок! – стонала она. – Ненавижу тебя! Ненавижу!
Несколько минут спустя, схватив свой любимый кожаный пиджак, Эллен выскочила из дому:
– Я ухожу. Сам готовь эти чертовы грибы! Засунув руки в карманы, захлебываясь слезами, блуждала Эллен по темным улочкам. Тушь текла по ее щекам.
«Подонок! Подонок! – твердила она про себя. – Холодно – и пусть! Так и надо. И поделом Дэниэлу, если я замерзну. Простужусь, схвачу воспаление легких. Буду лежать в шезлонге, бледная, с горящими глазами, и умирать красивой, мучительной смертью. И поделом ему! Тогда-то он пожалеет!»
Вскоре за Эллен увязалась кучка парней – видимо, почувствовали, до чего она беззащитна.
– Эй, бэби! – кричали они. – А ну иди сюда! Эй, стой!
Все быстрее шаги за ее спиной. Эллен тоже ускорила шаг, мало-помалу перешла почти на бег, а парни мчались за ней по пятам, завывая в темноту: «Щас вставим тебе!»
Эллен споткнулась и пустилась бежать. Без оглядки. На Лейт-уок поймала такси и назвала адрес Джека Конроя.
У Джека был день рождения. «У меня сегодня праздник, малютка Эллен. Приходи и своего кошмарного муженька прихватывай!» Эллен воображала, как потягивает вино, а рядом с ней – Дэниэл в белом полотняном костюме. Выглядит он в нем сногсшибательно. Этот костюм он надевал на свадьбу. По всеобщему мнению (хотя никто не говорил об этом вслух), жених был красивее невесты.
По дороге Эллен купила в «Оддбинз» бутылку шардонне в подарок Джеку.
Дверь открыла Морин Черные Ногти. Видно было, что она не рада Эллен.
В постели с Джеком Эллен казалось, что она такая современная, такая утонченная! Всего лишь мимолетное приключение: подумаешь, разок переспать с женатым мужчиной! Я женщина опытная! Чего только не пробовала! Зато теперь узнала, каково это. Теперь и она обманутая жена. А быть обманутой больно. Обманщикам весело. А обманутые чувствуют себя наивными, доверчивыми дурачками. Как тогда, в холоде и темноте, когда ее отвергли.
– Простите, – шепнула Эллен, когда ее впустили.
Морин Черные Ногти, конечно, не поняла. Впрочем, за Эллен знали привычку вечно извиняться.
Эллен забилась в уголок с бокалом вина и пачкой сигарет. В глубине комнаты сидела броско одетая женщина – смеялась, кокетничала, поглядывала на Эллен. И наконец подошла к ней. И села рядом. И сказала: «Похоже, вам не помешало бы хорошенько гульнуть».
Часть II
Кора
Глава первая
В десять лет Кора О'Брайен убежала из дома. Сложила в школьную сумку все самое необходимое и кинулась во весь дух по главной улице Тобермори, мимо сараев, мимо винокуренного завода, вверх по косогору. Кора не знала толком, как добраться до Крейгнура, чтобы сесть на паром «Каледониан Макбрейн», который увезет ее с острова Малл в Обан, на большую землю. Об этом лучше поразмыслить на вершине холма – а холм крутой, очень крутой. Чем быстрей бежала Кора, тем круче становился подъем. Сердце колотилось, дышать было трудно, но Кора не сдавалась.
Вот тут-то отец впервые увидел, как Кора бегает. Он ехал на машине вниз по склону в поселок. Корина прыть потрясла его. Он затормозил, вылез из машины и позвал дочь:
– Кора! Кора О'Брайен, куда путь держишь, зачем уродуешь косогор?
– Убегаю из дома, – выдохнула Кора.
– Вот это правильно, – ровным тоном одобрил отец. – Давно бы так. Что ж не прихватила с собой одного-двух братцев? Глядишь, мне в доме легче дышалось бы.
Кора росла в большой семье. Ее старшей сестре было двадцать, а младшему братишке – шесть. Кора попала в серединку, вместе с двумя братьями постарше и сестрой помладше. У Билла с Ирэн было шестеро детей, и Коре порой делалось так тесно, что она рвалась на свободу.
Кора тряхнула головой:
– Нет уж. Не будь у меня этих чертовых братьев-сестер, незачем было бы убегать.
– Что правда, то правда. Согласен, – весело кивнул отец.
Как и дочь, Билл легко воодушевлялся. Он наклонился к Коре с улыбкой. А лицо у него такое родное, любимое – папино лицо. Свернуться бы калачиком у него в морщинке в углу рта – там, где начинается улыбка, – и уснуть.
– Тогда возьми меня с собой. Давай сбежим вместе. Припасов хватит на двоих? – Отец расстегнул Корину школьную сумку, заглянул внутрь. – Молодчина, – вновь одобрительно кивнул он. – Ничего лишнего не взяла.
Так оно и было. Кора собрала в дорогу комиксы «Бино», два батончика «Марс», карманный фонарик, сменную пару носков и две пары трусов. Что еще нужно человеку?
– Нет, – затрясла головой Кора. – Тебя не возьму. С тобой – это уже не побег.
– Не побег, – согласился отец. – Что ж… – Он протянул дочери руку: – Тогда прощай. Хорошо с тобой жилось. Буду по тебе скучать.
Кора пожала отцу руку:
– Только не надо глупостей – плакать и все такое.
– Когда ты уйдешь, Кора, я все-таки разревусь. Как же иначе?
Коре сделалось больно при мысли, что ее любимый папа будет плакать. Представила – и у самой слезы на глаза навернулись.
– Не плачь! Папа, не плачь, пожалуйста! – Слезы брызнули из глаз. Крупные, грустные капли бежали по веснушчатым щекам, падали на асфальт – Коре было жаль отца.
– Вот что, – предложил отец, – а ты оставайся дома – я и не стану реветь.
И Кора осталась. И ушла из дома только в семнадцать. Зато и вернулась лишь через десять лет, с двумя детьми. А до семнадцати загоралась и остывала вместе с отцом.
В то лето – лето великого побега, – прикинув, с какой скоростью мчалась Кора прочь из Тобермори, отец решил, что у дочери задатки легкоатлетки. Да не простой, а будущей чемпионки. Отец на мелочи не разменивался.
Он купил Коре спортивный костюм и кроссовки, продумал для нее диету бегуна – сплошные бананы и бифштексы. Каждый вечер водил Кору в поле за домом на тренировку. А в дождь отец и дочь вместе делали приседания в дальней спальне, чтобы укрепить мышцы ног. Знай Билл, до чего доведут Кору ее стройные ножки, – пальцем бы не пошевелил. А тогда просто хотел подойти к делу основательно, с толком. Советы он давал нехитрые:
– Синяки и шишки, Кора! От старта до финишной ленты. Не оглядывайся. О соперниках не думай – беги, и все. Синяки и шишки.
Корина спортивная карьера была недолгой и, скажем так, зрелищной. Целое лето набивала Кора синяки и шишки и вскоре стала лучшей бегуньей школы. Завоевала два кубка, медаль и коробку шоколадных конфет. Кубки и медали – скукотища, а вот за конфеты и вправду стоило побороться. Окрыленный Кориным успехом, отец записал ее на Обанские игры, на стометровку. Болеть за Кору поехал весь поселок. На пароме устроили настоящее пиршество. Билл О'Брайен всю дорогу, все сорок минут, пил пиво. Волновался он больше, чем дочь.
Беговая дорожка, огороженная канатами, была частью большого стадиона. Зрители если не толклись у палатки с пивом, то устраивались на стогах сена и следили за соревнованиями, обильно смачивая зрелище спиртным. На Кору глазели с любопытством. Костюм у нее был ярко-красный, с бабочками, нашитыми ею собственноручно. Но больше всего внимания привлекал ее рост: зрители переглядывались, ухмылялись, подталкивали друг друга локтями. Когда участниц первого забега построили, оказалось, что между Корой и ее ближайшей соперницей разница в росте добрых шесть дюймов. То есть целая нога.
– Пять фунтов на коротышку! – выкрикнул кто-то.
Кора скривилась.
– Пустяки, не слушай, – шепнул ей отец. – Беги, и все тут. Синяки и шишки.