Вечером следующего дня мы вернулись в Ленинград. С дядей Борей отношения после поездки стали намного теплее – у меня был на него тяжёлый компромат для тёти Эллы и это работало! Марика я больше никогда не видел, а с Колей мы вспоминаем эту поездку уже почти пятьдесят лет при каждой встрече.
Коста-Рика. 9.02.15
Сочинение
Я всегда неплохо справлялся с диктантами, изложениями, сочинениями. Особенно «хорош» я был в сочинениях. Однажды в девятом классе, мои фантазии на тему то ли «Ленин на броневике в апреле читает апрельские тезисы», то ли «Ленин в шалаше в Разливе пишет революционный памфлет», послали на какой-то конкурс и я получил грамоту. Часто дурачась, я писал стишки-эпиграммы, разные дразнилки. По русскому у меня всегда была твёрдая и бескомпромиссная пятерка, за что я очень благодарен моим учителям русского языка Анатолию Соломоновичу Йоффе и Борису Моисеевичу Гельфельду. Евреям, эрудитам и блестящим знатокам великого русского языка. Я с удовольствием и выражением наизусть читал в классе «Бородино» на уроке литературы в пятом классе, больше не для того, чтобы получить пятёрку – она и так была моя, а для того, чтобы услышать от Анатолия Соломоновича: «Владимир, Вы сегодня превзошли самого себя. Чувствуется, что Лермонтов Вам по зубам, мой юный друг!» Юный друг был очень маленького роста, на физкультуре стоял последним, а перед ним весь остальной класс и девчонки. Ему было одиннадцать лет.
Однажды, забегавшись на перемене, я не успел включить тормоза и продолжал прыгать с парты на парту, когда в класс вошёл Анатолий Соломонович и, выдержав паузу, сказал: «Владимир, Вы сегодня не похожи на себя, Вы не солидны и мне это до крайности удивительно!». На «Вы» мой первый настоящий учитель называл только двух учеников в классе, и одним из них был я!
Борис Моисеевич был полной противоположностью первому учителю. Будучи по совместительству ещё и директором школы, он пользовался, а лучше сказать, использовал свой авторитет, чтобы вбить, заставить, внушить любовь к своему родному языку – Русскому, хотя, на самом деле, родными языками для него были Иврит и Идиш. Он был крупным, весёлым, жизнерадостным и однажды в праздник Победы пришёл в школу, одев свой «иконостас». Конечно, парадный мундир Брежнева смотрелся круче, но Борис Моисеевич свой «заработал», командуя полковой разведкой, а второй был простым политруком! Еврей – командир полковой разведки! Это был не риск. Это был смертельный риск. Каждый день, четыре года подряд! Что бы с ним немцы сделали, попади он в плен?.. Он прощал нам многое, и мне тоже. Ту грамоту за сочинение я получил благодаря ему. Это он послал сочинение про Ленина на конкурс.
Три экзамена позади, двенадцать баллов – проходной рубеж, я поступил!!! Оставалась чистая формальность – сочинение! Завтра я вам такое напишу! Будете читать и перечитывать! Завтра наступило, я взял свободную тему, чистая ерунда: «Интересное вокруг нас!». Впереди три часа, а написать надо одну страничку, чтобы зачли. Ловлю себя на мысли, что, на самом деле, вокруг меня лично интересного нет ни-че-го! Нет, так нет – сейчас придумаю. Но так ничего и не придумал! Как ни старался, как ни мучился. Ничего, ну ничего не получалось! «Сдавайте работы»! – прозвучал голос, и я понял, что небеса сейчас рухнут. И это после физики, после письменной и устной математики, из которой еле «выплыл», а что я Борису Моисеевичу скажу?.. Сжал зубы, закрыл глаза и понеслось… «Проснулся – интересно! Встал – интересно! Пошёл на кухню – очень интересно!». А она уже идёт по рядам, работы собирает, перебегаю за последнюю парту и продолжаю писать. «Посмотрел в окно – до умопомрачительности невероятно интересно! Вышел на балкон, а там не просто интересно, там сногсшибательно интересно…», и в это время прямо из под пера мой листок с недописанным интере… ложится в стопку работ других абитуриентов. Страница получилась! Я писал увеличенным в пять раз по высоте и ширине букв почерком. Вышел на улицу Профессора Попова, купил в ларьке сразу два больших пива и тяжело вздохнул. Видели бы Вы меня сейчас, дорогой Анатолий Соломонович. Интересно, что бы Вы сказали? Наверное, что-то, типа: «Владимир, Вы не оправдали ни моих надежд, ни Михаила Юрьевича! Вы чрезвычайно не солидны!». Живу с этим чувством стыда перед ними обоими уже почти сорок семь лет! Утром следующего дня подхожу к доске со списками. Моя фамилия есть, вместо «да» или «нет» (за сочинение оценку не ставили) – приписочка: «Зайдите в приёмную комиссию». С дрожью захожу и объясняю суть проблемы, а они хохотать. «Посмотреть на тебя хотели, а так – ДА!».