Когда первый раз в храм вошел и огляделся, то только головой покачал, а потом велел сторожихе воды нагреть и, подогнув полы подрясника, принялся алтарь мыть и убирать. Даже полы там своими руками вымыл, а на другой день после обедни попросил прихожан собраться и помочь ему храм привести в надлежащий вид.
Нам такой рассказ понравился, и в первую же субботу мама пошла ко всенощной посмотреть на нового батюшку. Вернулась довольная:
- Хороший батюшка, Бога любит.
После этого, вслед за мамой, и мы все начали ходить в свой храм, а сестра пошла петь на клирос. Потом мы с отцом Петром подружились, и он стал нашим частым гостем.
Был он не больно ученый, но добрый, чистый сердцем, отзывчивый на чужое горе, а уж что касается его веры, то была она несокрушимой. Женат он не был.
- Не успел. Пока выбирал да собирался, все невесты замуж повыходили, - шутил он.
Снимал он в Гирееве комнату и жил небогато, но нужды не знал.
Как-то долго его у нас не было, и когда он, наконец, пришел, мама спросила:
- Что же вы нас, отец Петр, забыли?
- Да гость у меня был, епископ... Только-только из лагеря вернулся и приехал прямо в Москву хлопотать о восстановлении. Родных у него нет, знакомых в Москве тоже не нашел, а меня он немного знал, вот и попросился приютить. А уж вернулся какой! Старые брюки на нем, куртка рваная, на голове - кепка, и сапоги каши просят, и это все его имение. А на дворе - декабрь! Одел я его, обул, валенки купил новые, подрясник свой теплый отдал, деньжонок не много, и вот три недели он у меня жил, на одной койке спали, другой хозяйка не дала. Подкормил я его немного, а то он от ветра шатался, и вчера проводил, назначение ему дали. Уж как благодарил меня, никогда, говорит, твоей доброты не забуду. Да, привел меня Господь такому большому человеку послужить.
Прошло полгода, и отца Петра ночью взяли. Был 1937 год. Потом его сослали на десять лет в концлагерь. Вначале духовные дети ему помогали и посылали посылки с вещами и продуктами, но когда началась война, о нем забыли, а когда вспомнили, то и посылать было нечего, все голодали. Редко, редко, с большим трудом набирали посылки. Потом распространился слух, что отец Петр умер.
Но он был жив и страдал от голода и болезней. В конце 1944 года его, еле живого, выпустили и дали направление в Ташкент.
- Поехал я в Ташкент, - вспоминал потом отец Петр, - и думал: там тепло, дай продам свой ватник и хлеба куплю, а то есть до смерти хочется. А дорога длинная, конца нет, на станциях все втридорога, и деньги вмиг вышли. Снял с себя белье и тоже продал, а сам в одном костюме из бумажной материи остался. Холодно, но терплю - доеду скоро.
Вот добрался до Ташкента и скорей пошел в церковное управление. Говорю, что я священник, и прошу хоть какой-нибудь работы. А на меня только руками замахали: «Много вас таких ходят, предъяви сначала документы». Я им объясняю, что только что из лагеря прибыл, что документы в Москве и я их еще не успел запросить, и опять прошу любую работу дать, чтобы не умереть с голода до того времени, пока документы придут. Не слушают, выгнали. Что делать? Пошел у людей приюта просить, на улице-то ведь зима. Гонят. «Ты, - говорят, страшный да вшивый и того гляди умрешь. Что с тобой мертвым делать? Иди к себе!» Стал на паперти в кладбищенском храме с нищими, хоть на кусок хлеба попросить - побили меня нищие: «Уходи прочь, не наш! Самим мало подают». Заплакал я с горя, в лагере и то лучше было. Плачу и молюсь: «Божия Матерь, спаси меня!».
Наконец, упросил одну женщину, и она впустила меня в хлев, где у нее свинья была, так я со свиньей вместе и жил и часто у нее из ведра еду таскал. А в церковь кладбищенскую каждый день ходил и все молился. Не в самой церкви, конечно, туда бы меня не впустили, потому что я весь грязный был, рваный, колени голые светятся, на ногах опорки старые, а глазное, вшей на мне была сила.
Вот как-то слышу, нищие говорят, что приехал владыка Н. и сегодня вечером на кладбище служить будет.
«Господи! - думаю, - неужели этот тот владыка Н., которого я у себя в Гирееве привечал? Если он, попрошу у него помощи, может быть, старые хлеб-соль вспомнит».
Весь день я сам не свой ходил, волновался очень, а вечером раньше всех к храму пришел. Жду, а сердце колотится: он или не он? Признает или нет? Молюсь стою.
Подъехала машина, вышел владыка, смотрю - он! Тут я все на свете забыл, сквозь народ прорвался и не своим голосом кричу: «Владыка, спасите!» Он остановился, посмотрел на меня и говорит: «Не узнаю». Как сказал, народ давай меня взашей гнать, а я еще сильнее кричу: «Это я, отец Петр из Новогиреева». Владыка всмотрелся в меня, слезы у него на глазах показались, и сказал: «Узнал теперь. Стойте здесь, сейчас келейника пришлю». И вошел в храм.