— Не делай этого, — умоляю я его.
Игнорируя меня, он свободной рукой продолжает расстегивать мою юбку. Он толкает ее и ухмыляется, глядя на простые белые хлопчатобумажные трусики под ней. — Конечно. Девственные трусики.
Я краснею от смущения, и это еще больше злит меня. Он скользит рукой между моих ног, обхватывая последнюю часть моего тела, которой он должен касаться. Я делаю несколько неглубоких вдохов, утопая в унижении. Слезы жгут глаза, но я их прогоняю. Его колени у меня между ног, так что я даже не могу их сжать. Я не могу запретить ему прикасаться ко мне.
— Ты когда-нибудь позволяла парню тебя развести? — небрежно спрашивает он.
Я отказываюсь удостоить этот вопрос ответом, молча глядя в потолок.
— Наверное, нет, а? — отвечает он, не беспокоясь о моем отсутствии. — Ты немного ледяная принцесса. Меня это не беспокоит, но… тебя.
Мне почти удается не обращать на него внимания, но тут он просовывает палец под ткань, и я в панике двигаю бедрами, пытаясь убрать его руку с себя. — Картер, пожалуйста.
Он дразнит меня, играя с резинкой, позволяя своему пальцу коснуться внутренней стороны моего бедра. — Ну, раз ты сказала «пожалуйста…»
Я с опаской смотрю на него, но он убирает руку с моих трусиков и проводит ею по моему животу. Он проводит ладонью вверх до тех пор, пока не может обхватить мою грудь, затем ласкает одну из них в своей руке.
— Мм, я пропустил это, — говорит он мне.
Я все еще ношу рубашку, но черную, со шнуровкой на груди. Картер начинает расстегивать кружево сверху, и когда он заканчивает, рубашка распахивается до самой талии. Он просовывает руку внутрь и обхватывает мою левую грудь, сжимая ее ладонью и посылая осколок льда прямо сквозь меня.
Я не знаю, попросить ли его снова остановиться или прекратить. Может быть, я должна просто сдаться ему. Он, наверное, все равно сделает со мной все, что захочет. Это сейчас вне моего контроля. Я ничего не могу сказать или сделать — этого не было с тех пор, как он вошёл во вкус к этому в этом проклятом пустом классе. С тем же успехом он мог удерживать меня и нести всю ту грубую чушь, которую желал в тот день, потому что сейчас, вдобавок ко всему, я чувствую себя дурой. Глупой за то, что была заинтригована им, за то, что позволила себе почувствовать хоть каплю сочувствия к нему, за то, что позволила себе задаться вопросом, может ли быть что-то еще в нем, может быть, в тот день в классе он тоже увлекся.
Он этого не сделал. Вот кто он, и я не думаю, что он сожалеет.
Он отпускает мои руки, и, несмотря на всю обреченность и мрак момента, меня охватывает волна надежды. Он отпускает меня? Он останавливается?
Затем я встречаюсь с ним взглядом, и он слабо улыбается. — А теперь давай полностью снимем эту рубашку.
14
Несмотря на то, что я устала, хотя я знаю, что проиграю, я изо всех сил стараюсь не снимать рубашку. Картер, кажется, получает удовольствие от борьбы. Как только он снял и мой лифчик, он снова толкнул меня на кровать в одних трусиках и развеял последние мои сомнения относительно того, понравилось ему это или нет; он прижимается ко мне, и я могу сказать, что он возбужден тем, насколько он тверд.
Я не знаю, как получить контроль над этой штукой, но сила не работает. Ну, это не работает для меня. У него это явно хорошо работает. Сила работает, только если вы более сильный противник. У меня нет физической силы, но, может быть, я смогу победить, используя другое оружие.
Хотя я и боюсь, что меня вот-вот насилуют, я заставляю себя смягчиться. Я перестаю сопротивляться ему, перестаю вздрагивать, когда он проводит большим пальцем по моему соску, перестаю упиваться унижением, когда он смотрит на меня почти голой. Я прекращаю все и делаю все возможное, чтобы переключить передачу, бороться с его насилием с помощью последней вещи, которую я хочу дать ему — подчинения.
Мои руки больше не связаны. Я осторожно поднимаю руку и тянусь к его лицу. Словно рефлекторно, его пальцы сжимают мое запястье, чтобы остановить меня. Он начинает двигаться, как раньше, но когда его суровые глаза встречаются с моими, я качаю головой.
— Я просто хочу прикоснуться к тебе, — мягко говорю я ему.
Мое сердце колотится в груди, когда он скептически смотрит на меня, но я полагаю, он решит, что если я лгу, и я дам ему пощечину, он не сможет с этим справиться. Он отпускает мою руку, чтобы посмотреть, что я буду с ней делать.
Моя рука слегка дрожит, но я подношу ее к его лицу, лаская его сильную челюсть. Я подношу другую руку к другой стороне его лица и притягиваю его ближе. Он позволяет мне. Я притягиваю его ближе, пока его лоб не упирается в мой, затем целую уголок его рта. Он напрягается, но не отстраняется. Понятно, что он не знает, что, черт возьми, происходит, но я продолжаю. Я продолжаю касаться его лица, я целую другой уголок его рта.