Улыбаясь, я говорю ей: — Не волнуйся, я передам Картеру все, что она сказала. Я скажу ему, что ты заступилась за меня. Я уверена, он тоже скажет ей оставить тебя в покое. Ты, наверное, заметила, но Картер имеет здесь большой вес, особенно с этими психами.
— Ну, да, поскольку, очевидно, она мечтает стать его степфордской женой [Прим.: «Сте́пфордские жёны» — фильм режиссёра Фрэнка Оза, экранизация книги Айры Левина, ремейк одноимённого фильма 1975 года], которой постоянно изменяют. — соглашается Кейси.
— Правильно? Странные цели. Хотя я ненавижу, когда она говорит такое дерьмо, это лезет мне в голову, — признаюсь я, поскольку она тоже была там. Может быть, я слишком предвзята, чтобы ясно видеть правду, но эта девушка не имеет никакого отношения к ситуации, поэтому, возможно, она видит что-то, чего не вижу я.
— Я понимаю, но, честно говоря, я думаю, что она тебя обманывает, — говорит она мне. — Будучи самой ревнивой девушкой, она точно знает, как получить доступ к этой части твоего мозга. Она знает, какие семена сомнения посеять, она знает, как удобрить их для оптимального ущерба… Я имею в виду, я не знаю, Картер может тебе изменять, но я бы не поверила ей на слово. Она бы точно солгала об этом. Черт, она бы столкнула тебя с дороги в канаву. Чирлидерша сошла с ума.
27
Сегодня Картер приехал в школу на своем «Мустанге», поэтому я еду с ним, а все остальные встречают нас в соседнем кафе, где они собираются после вечерних пятничных игр. Когда мы добираемся туда, место забито. Кафе остается открытым допоздна в игровые вечера, потому что сюда приходит очень много местных жителей — отчасти поесть, хотя они могли бы есть аналогичную еду на прилавке, отчасти чтобы увидеть игроков, обменяться улыбками с ребятами, ответственными за то, чтобы поместить их в такое хорошее настроение и продлить кайф от большого выигрыша, к которому они обычно приводили.
Соответственно, я почти никогда сюда не захожу. Грейс и я предпочитаем кофейню, подальше от спортсменов и их фанатов — еще до того, как они все меня ненавидели, но теперь определенно.
Только сегодня вечером, когда я выхожу из дверей, рука Картера обвивается вокруг моего плеча, как защитная мантия, а его друзья толпятся вокруг меня, словно моя личная свита.
Когда мы появляемся в поле зрения, несколько человек выкрикивают такие комментарии, как «Чертовски хороша игра, сынок» и «какая у тебя там рука!» Меня никто не замечает, поэтому моя тревога по поводу теплого приема тает. У них у всех есть видение Картера, и он хорошо играет свою роль. У меня есть свой Картер, а у них свой, и сегодня он должен передать свой золотой фасад спортсмена, а не более правдивое лицо моего парня/мучителя.
Однако я чувствую странную близость к нему, зная, что вижу его сторону, к которой другие люди не имеют доступа. Я ненавижу все это — даже его рука вокруг меня, в то время как все эти люди смотрят на него, заставляет меня чувствовать, что я выставлена на всеобщее обозрение, хотя они не обращают на меня никакого внимания. Я девушка на его руке, и я совсем не та девушка.
Но и он не совсем тот парень. Я говорю себе это, когда мы наконец пробираемся к столу. Картеру пришлось остановиться и поболтать с людьми за тремя разными столами, прежде чем мы добрались до своего.
Когда мы, наконец, садимся на свои места — с той же стороны кабинки, с Картрайтом и Брианной напротив нас, — я наклоняюсь к Картеру и бормочу: — Думаешь, ты будешь скучать по этому?
Его взгляд встречается с моим. — Скучать по чему?
Я моргаю, полагая, что это ясно, но, думаю, это его нормальное состояние. Обведя руками вокруг, я говорю: — Это шумиха. Статус знаменитости маленького городка. Ты здесь крупная рыба. Когда ты отправишься в колледж, ты окажешься в значительно большем пруду.
Обняв меня и откинувшись в кабинке, он говорит: — Большой пруд просто дает больше места для роста.
Он так уверен, так непоколебимо уверен в своем будущем. Я уверена в себе, но мне интересно, каково это быть таким, как он, буквально не иметь сомнений, потому что ты знаешь, что есть подстраховка, если ты когда-нибудь упадешь.
С одной стороны, я говорю себе, что лучше мне придется работать за все, что я получаю, что я буду ценить это больше, но с другой стороны, было бы действительно хорошо, если бы хоть раз все было легко. Мне никогда ничего не дается легко, а ему всегда все легко.
Мы такие разные люди.
Наши мысли тоже находятся в совершенно разных местах, потому что Картер ухмыляется и наклоняется, чтобы поцеловать меня в лицо, бормоча: — Ты же не беспокоишься о том, что я пойду в школу, не так ли?