Это – письмо.
Дорогая моя крошка. Сегодня, в день твоих крестин, я думаю о тебе больше, чем обычно, и я волнуюсь, что во время церемонии ты испугаешься и потеряешь терпение, поэтому я и пишу тебе. До сих пор ты и твоя мама – единое целое, и весь остальной мир если и представляет для тебя интерес, то остается непонятным. Однако могу тебе рассказать, что всего несколько месяцев назад ты, маленькая и хмурая, прижималась к моим ногам и думала, что я, несмотря ни на что, твой папа… На фотографиях ты кажешься очень сильной и жизнерадостной, временами – вылитый генерал, только что отдавший приказ. Мне нравится на тебя смотреть, потому что ты уже выглядишь как маленький человек, а не как расплывшийся младенец. У меня складывается ощущение, что однажды мы с тобой научимся понимать друг друга. У нас появится что-то общее, не поддающееся определению, но, думаю, ты сможешь оказывать довольно ощутимое сопротивление существованию, и это хорошо.
У девочки не было сил выслушивать рассказы матери о том, как сложно отыскать священника, который согласился бы провести обряд. И уж совсем тяжело было слушать разглагольствования о том, какой хороший и добрый этот священник, ведь он сказал «да», когда все остальные отказались.
Девочка слушала их вполуха, но я примерно представляю себе, как все происходило: мать и бабушка, элегантная, румяная и на высоких каблуках. Священник – тот самый, что проявил доброту и отзывчивость, согласившись, хотя все остальные отказались. Девочка сама шагает к купели. На ней национальный костюм.
Ее нарекли Карин Беатой. Ей подарили два женских имени. Первое выбрал отец, второе – мать. Но ни одним из этих имен ее не называли, никто не звал ее ни Карин, ни Беатой, и никто не звал ее Карин Беатой. Когда она выросла, то вспоминала об этих именах лишь в торжественных случаях, например, при заключении брака или его расторжении. Эти имена – словно праздничный сервиз. В повседневной жизни ее называют иначе.
ОН Как диктофон, работает?
ОНА Да, работает.
ОН (недоверчиво). Правда?
ОНА Работает, как ему и полагается.
ОН Вон оно как…
ОНА Понимаешь, продавец сказал, что этот прибор очень тонкий.
ОН Тонкий?
ОНА Да, и чувствительный.
ОН Ясно…
ОНА Это такой маленький приборчик.
ОН Ну да.
ОНА Но все записи у меня сохраняются, я проверила (здесь она лжет), а потом я все перенесу на бумагу. И надо будет решить, как дальше работать.
ОН Что ты сейчас сказала?
ОНА Как дальше работать.
ОН А, понятно.
ОНА Как ты себя сегодня чувствуешь?
ОН Я только что проснулся от чудесного сна… Я сидел в кабинете и слушал музыку, на меня навалилась усталость, и я спросил девушек… тех, что здесь работают, они приходят и уходят, ты же знаешь… спросил, где мне можно прилечь, и они сказали, что я могу прилечь на кровать. Они сняли с меня обувь, укрыли пледом и задернули шторы. Я в одночасье заснул. А сейчас я здесь.
ОНА Судя по тебе, ты выспался.
ОН Что-что?
ОНА Ты, похоже, неплохо отдохнул.
ОН Да, я и чувствую себя неплохо…
ОНА Готов к вечеринке?
Оба смеются.
ОН Нет, но, по-моему, у нас с тобой выходят довольно милые беседы… Хочешь пастилку?
Он встряхивает коробочкой пастилок.
ОН (неуверенно). Ничего, что мы тут сидим и…
ОНА Сидим тут и что?
ОН Сидим и жуем пастилки?
ОНА Но мы же можем поступать, как нам заблагорассудится.
ОН Нет, так нельзя.
ОНА Ты считаешь, что нельзя нам поступать так, как мы захотим?
ОН Тебе можно, а мне нет.
ОНА Тебе нельзя делать то, что захочется?
ОН Нет, я должен… Я должен вести себя правильно. Я же объект интервью.
ОНА Да, это верно. Тебе надо вести себя подобающим образом.
ОН (берет ее за руку). У тебя холодная рука.
ОНА Да, рука у меня холодная.
ОН Ты не заболела?
ОНА Нет, конечно! Я просто только что помыла руки холодной водой.
Тишина.
ОНА И к тому же при простуде руки горячие – в смысле если заболел.
ОН Бывает, что когда болеешь, руки холодные.
ОНА Да, разумеется.
ОН Хм.
ОНА Но я не заболела.
Он наклоняется и прижимается лбом к ее лбу.
ОН У тебя нос горячий.
ОНА А у тебя вчера нос был холодный.
ОН О чем уж мы говорили?