1. Дети должны пить молоко.
2. Дети должны жить там, где растут деревья.
3. Матери не должны дружить с собственными дочерьми и доверять им все на свете. Матерям следует помнить, кто из них мать, а кто – дочь, кто взрослый, а кто ребенок.
В историях, которые рассказывал отец, все девушки отличались пленительной красотой (ключевое слово – «пленительной»), отчего истории делались интереснее. Когда звонит телефон (телефон в желтом доме большой, черный и плоский, и от его дребезжания вздрагиваешь). Это звонит из Мюнхена отец, и девочка рассказывает ему, что живет теперь в небольшом городишке неподалеку от Нью-Йорка и что вместе с ней в доме живут две пленительно красивые шведки, и это чудесно.
Домой, в дом с желтыми стенами, мама возвращается все реже и реже. Каждое утро я прохожу улицу до конца и дожидаюсь школьного автобуса. Я хожу в школу для девочек, которая стоит посреди большого парка. Школьная форма состоит из зеленого платья с бретельками, белой блузки, коричневых туфель, зеленых гольфов и костлявых коленок, торчащих из-под платья. Меня отправляют в один класс с девочками на год младше меня – малышней, сопливыми девчонками, одиннадцатилетками. Английский у меня еще недостаточно хороший – так говорит директриса, хищная и траченная временем дама с торчащей грудью.
– Если ты окажешься в ситуации, где тебя будут сравнивать с ровесницами, ты будешь чувствовать себя потерянной, – говорит она.
– Потерянной? – с тихой кротостью переспрашивает мама, поглядывая на меня.
Мы сидим в креслах в кабинете директрисы.
– Именно, – отвечает директриса.
Я смотрю на нее.
– Не слишком ли это сильная мера? – шепчет мама.
– Главное – чтобы ученикам было спокойно, – сказала директриса.
Класс большой и светлый с большими полукруглыми окнами. Все дети вежливо здороваются с новой ученицей. Классную руководительницу зовут мисс Френч, она преподает английский. Она настоящая красавица, и я сразу понимаю, о чем толковал папа, говоря о пленительной красоте. Это слово нужно не просто для того, чтобы сочинить хороший рассказ, оно как будто означает что-то настоящее, нечто, чем обладают отдельные избранные Богом женщины. Стоя у доски, мисс Френч раскрывается перед нами во всей своей невероятной красоте, она такая ухоженная, милая и дружелюбная, что едва не искрится. Говорит она тихо, почти шепотом, и ученикам приходится наклоняться, чтобы ее услышать. Я сижу на задней парте и зажмуриваюсь, чтобы не видеть учительницу.
Однажды мы с мисс Френч остаемся наедине. Это происходит в самый первый мой день в школе. После той встречи я возвращаюсь едва живая. Все происходит будто во сне. Но меня бросает в жар. Она отводит меня в маленькое помещение без окон, где развешена школьная форма.
– Эти платья, конечно, не самые красивые в мире, – по-дружески доверительно говорит она.
Я стою посреди комнаты в трусах, колготках и белой кусачей блузке и пытаюсь натянуть через голову зеленое платье.
– Но со временем ты привыкнешь к этой форме, вот увидишь. К тому же теперь тебе не придется каждое утро раздумывать, что надеть, – она выдавила из себя смешок.
Мисс Френч протягивает мне гольфы. Я сажусь на пол и надеваю их поверх колготок.
– Нет-нет, – шепчет она, – гольфы нельзя носить поверх колготок. Колготки надо снять.
– Но я тогда замерзну, – протестую я.
– Ох, но у нас нельзя носить гольфы поверх колготок, – голос шелковый, кожа – сливочно-нежная. Ее шелковые чулки блестят – это наверняка такие, которые пристегиваются к поясу. Сережки переливаются, брошь на лацкане пиджака сверкает. Мисс Френч, должно быть, ненавидит девочек. Она такая прекрасная, а мы такие уродливые. Особенно я. Я подхожу к длинному зеркалу, висящему на стене в примерочной. Мисс Френч молочно-белым морозным облаком вырастает у меня за спиной. Гольфы колются. Она кладет руку мне на плечо. Мы стоим и смотримся в зеркало. Из-под платья у меня торчат коленки, огромные и голубые, как два глобуса.