ОНА Ты называешь игрой все, что связано с театром и кино?
ОН Нет, мои записи. Работу. Я очень въедливый… Мои коллеги наверняка тебе об этом рассказывали.
ОНА Ты и сам об этом говорил.
ОН Да.
ОНА Ты никогда не был склонен к импровизациям.
ОН Да, это верно.
Он смеется.
ОНА Да уж!
ОН (по-прежнему смеется). Точно. Ха-ха-ха. Это не в моем стиле. «Волшебная флейта» была игрой, каждый день музыка Моцарта в качестве декораций, но все это я тщательно продумал… Обстоятельность. Обстоятельность, сердечко мое.
Доктор Н. – пожилой, маленький и худой, в твидовом пиджаке. У доктора худые пальцы, маленькие зубы и длинные ресницы. Он приходит на дом, как врачи в былые времена, вот только происходит все это сейчас, нет, не совсем сейчас – это было семь лет назад. Впрочем, про то, что было семь лет назад, тоже, наверное, можно сказать «сейчас». Одна из шести присматривающих за папой женщин делает доктору Н. кофе на кухне, после чего доктора проводят в гостиную, где в инвалидном кресле ждет папа. Я сижу на диване. Когда доктор Н. поздоровался с нами – так церемонно, будто все происходит в светском салоне, – я поднимаюсь и выхожу. Бормочу – мол, оставляю мужчин наедине. Сделав несколько шагов, я слышу, как папа жалуется доктору Н. на чужих людей, которые окружают его. Папа тихо говорит:
– По-моему, это какая-то родственница, но я не уверен.
– Это ваша дочь, – врач грустно усмехается, – хе-хе. Кажется, младшая.
– А, точно, это не исключено, – соглашается папа.
Они какое-то время сидят молча. А потом папа спрашивает:
– Сколько ей лет?
– Хм, хороший вопрос. Даже и не знаю, – отвечает доктор Н. и говорит, что мудрый мужчина никогда не станет угадывать возраст женщины.
– Может, семьдесят, – говорит папа.
– Нет-нет, – возражает доктор Н.
– Думаете, нет? – сомневается папа.
– Думаю, вы преувеличиваете, – говорит доктор Н., – по-моему, ей около сорока.
– Ну что ж, – соглашается папа, – возможно, вы правы.
ОНА Расскажешь про Ингрид? Смотри, тут у тебя ее фотография. Видишь ее? Видишь фотографию?
Она снимает висящую на стене в спальне фотографию юной Ингрид и показывает ему. Он смотрит на фотографию. Густые каштановые волосы собраны в косу на спине. Она, словно, зеркало, подносит ему фотографию, и Ингрид смотрит на него. Она чуть улыбается.
ОН (едва слышно). Для нее жизнь была широкой улицей, по которой мы с ней могли гулять, и нам ничего не грозило.
ОНА Ничего не грозило вам обоим? Или только тебе? Ингрид тоже чувствовала себя защищенной?
ОН Да. Так оно и было.
ОНА Ты разговариваешь с Ингрид?
ОН Разговариваю. Она всегда рядом.
ОНА Думаешь, после смерти вы с Ингрид встретитесь?
ОН В этом я даже не сомневаюсь.
ОНА Как по-твоему, со всеми остальными ты тоже встретишься?
ОН Не знаю. Но по поводу Ингрид не сомневаюсь. В этом я целиком и полностью уверен. У тебя колонки все еще включены?
Он говорит «колонки», но на самом деле имеет в виду микрофон.
ОНА Да. Это ничего? Мы уже заканчиваем.
ОН Мы закончили.
ОНА Устал?
ОН Да, устал.
ОНА Хочешь отдохнуть немного перед обедом?
ОН Не знаю. А когда обед?
ОНА Обед через сорок пять… хотя нет (она смотрит на часы) – через сорок минут.
ОН Обед?
ОНА Да, через сорок минут.
ОН В двенадцать?
ОНА Сейчас двадцать минут первого. Обед в час. Через сорок минут.
ОН Что… я не знаю.
ОНА Зато я знаю. Ты будешь обедать в час.
ОН Я буду обедать в час?
ОНА Да. Омлет на обед.
ОН Омлет на обед.
ОНА То есть чуть больше получаса осталось.
ОН Ты точно знаешь?
ОНА Да, точно-преточно.
ОН Точно-преточно?
ОНА Точно-преточно, у нас в Норвегии так говорят.
ОН Как у вас говорят?
ОНА Точно-преточно.
Долгое молчание.
ОН Да, по-моему, на сегодня достаточно.
ОНА Тогда выключаю. Ты расстроился, когда я спросила про Ингрид, да?
ОН Да.
ОНА Прости.
ОН Ничего, ты же не знала, что причинишь боль. Это случайно вышло. Ох!
ОНА На сегодня заканчиваем.
ОН Да.
ОНА Чуть не забыла – давай принесу ежедневник и отметим, во сколько завтра начнем работать?
ОН Да, но это очень сложно.
ОНА Почему?
ОН Потому что тогда кому-нибудь из женщин, которые здесь работают, придется нам помочь, а мы не можем их вызывать сюда то и дело.