Неприкаянная
Ирка Шайлина. 'Неприкаянная' Я прекрасно знала, в чем корень всех моих бед. Выяснилось это еще в восьмом классе. У всех девочек (ну, почти у всех) грудь начала расти, а у меня - нет. Не начала и в девятом. В одиннадцатом, на выпускной, пришлось приложить массу усилий, чтобы шикарное, выстраданное платье не сиротело в области декольте. Сейчас мне 24, и я вполне благоразумная особа, по крайней мере, стараюсь таковой казаться. Но все мои подруги копили деньги на отпуск, машину, квартиру, а я на операцию по увеличению груди (но это очень большой секрет). Второй бедой, наименьшей, было постоянное безденежье. Но к этому я привыкла, и на судьбу не роптала. Третья беда была просто напастью, больной мозолью, в светлое время суток я старалась эту рану не бередить. В данный момент я вздыхала и смотрела в окно. Шел дождь и, кроме как о бедах, ни о чем не думалось. Но впереди меня ждал Кирюша - самый мощный источник позитива в моей вселенной. Я закрыла кабинет и отдала ключ вахтерше, на сегодня трудовых подвигов достаточно, и со сноровкой, выдававшей годы практики, допрыгала через лужи до остановки. Подошедший сразу полупустой троллейбус сигнализировал о том, что в жизни не все так плохо. Лена одевалась, на ней все еще были бигуди. Она носилась по квартире в джинсах и бюстгальтере, являя миру в моем лице все совершенство своего третьего размера. - Как проснется, сразу не корми, - Лена говорила, не переставая одеваться. - Дай молоко. Теплое! А уж потом, как наиграется, уговори поесть супчик и котлету, а там и Олег подойдет. - Да, Лена, я все уяснила, и слышу это в сотый раз, не меньше. - Прости, моя хорошая, - она рассмеялась и чмокнула меня в щеку, оставив алый след, - что бы я без тебя делала? Все, убежала. И в самом деле убежала, цокая каблуками по лестнице. Наступало самое лучшее время – я фантазировала, что это мой дом, моя семья. Это было и терпко, и сладко, и мучительно стыдно. Вдвойне стыдно, ведь я и в самом деле любила Лену, с горшка вместе, пуд соли съели. Но не завидовать не могла. Сначала следовало обойти квартиру – не была три дня, вдруг что-то изменилось. Потом вытащить и повесить белье из машинки, Ленка вечно ее включала, и забывала. Затем отскрести налет от чайных чашек. А потом можно идти в комнату, провести рукой по мужским костюмам, висящим в шкафу, и лечь на постель. Со стороны Олега, стараясь не думать о том, что здесь происходило ночью, и как в этом участвовала Ленкина великолепная грудь. Вот она, последняя беда и мозоль. Я была безнадежно, по уши влюблена в мужа подруги. И это было неизлечимо, по крайней мере, последние три года болезнь лишь прогрессировала. Обычно мечты прерывал Кирюшка – Ленка назвала ребенка в мою честь, хотя я ее ни о чем подобном не просила. Наверное, Олег и вовсе скрипел зубами, усмехнулась я. Неизвестно, когда он стал догадываться о моих чувствах, но знал доподлинно. Всячески избегал, смотрел в сторону, вовсе уходил. Ленка обижалась, а мне было уже все равно, привыкла. Сначала все внутри бунтовало – я что, вешаюсь на него? И смотрю-то через раз, а он обходит, как прокаженную. Мы с Леной были очень тесно связаны. В одном садике, в одном классе. Меня воспитывала старая бабушка, которой за ребенком было не уследить, и подсознательно я своей мамой считала тетю Тоню – именно на ее груди так сладко ревелось, ее пирожки были самыми вкусными, а увещевания самыми добрыми. Развели нас лишь вузы, свой я благополучно закончила, забросив диплом на антресоли, а Ленка выскочила замуж, родила Кирюшку, и бегала сейчас на вечерку. Кирюшка никогда не плакал, просыпаясь. Он открывал глаза, и словно прислушивался – что же произошло в мире, пока он спал? Затем вставал, и с молчаливым упорством пытался преодолеть прутья детской кроватки. Подозреваю, что в ближайшем времени ему это удастся, и тогда шишек и сердитых воплей не избежать – высота приличная. Советовала Ленке что-нибудь предпринять, но та лишь пожимала плечами и говорила, что Кирка еще совершенный малыш, и задумываться об этом рано. Сейчас я подоспела вовремя, и испытание детского лба на крепость отложилось. Кирка Киру любил, вот как забавно. А я ведь Ванечкой его назвать предлагала. Поэтому время в совместных хлопотах и играх пролетало незаметно, мягко подкрадывался вечер, из коридора слышался шум. Сердце замирало. Изо дня в день одно и то же. Вот открылась дверь, хлопнула. Вот Олег, разворачиваясь, задевает вешалку - совершенно нелепое приобретение, захламляющее половину маленькой прихожей, ругается вполголоса, идет в ванную. Кирюшка тоже прислушивается, и начинает тянуть меня в коридор, жестами и абсолютно непонятными звуками объясняя, что папа там пришел. Олег заходит, кивает мне, и подкидывает визжащего от восторга ребенка к потолку. - Пост сдал, - улыбаюсь. - Пост принял, - Олег, придерживая ребенка, отдает честь. - Котлету он есть отказался, - говорю, обуваясь, - ты либо ему скорми, либо сам, чтобы Ленка не нервничала. Но она без соли, и на пару. Готов на подвиг? - Мы с Кирюшкой ее располовиним, да, сынок? Сынок благодушен и с папой за компанию готов одолеть все котлеты мира. Я открываю дверь, оборачиваюсь, и позволяю себе лишь один прямой взгляд, в глаза, пока он их не отвел. Вот и все, хватит душу рвать. Отправляю Кирюшке воздушный поцелуй, он пролетит совсем рядом с его отцом, а, быть может, даже коснется его щеки и выхожу в стылый осенний вечер, в промозглую одинокую жизнь. В моей жизни ничего не меняется. В своей хрущевской двушке я живу одна, бабушка умерла два года назад. Я даже не знала, любила ли ее. Была привязана, это точно. Казалось, что бабушка была старой всегда, всю свою жизнь. Она всего боялась - мира, автомобилей, чужих людей, ходить на рынок. А больше всего боялась за меня. Ей казалось, что внучку непременно обидят, обведут вокруг пальца, опозорят. Она не хотела, чтобы я поступала в университет – куда спокойнее было держать меня рядом с собой. Поэтому, когда бабушки не стало, я поплакала, но вздохнула со стыдливым облегчением. Правда жизнь текла, как и прежде: инерция тащила по вечерам домой, к своему дивану и книгам, а улететь далеко я могла лишь в мечтах. Но и в мечтах не леталось дальше квартиры подруги, а тут уж фантазия разворачивалась на всю катушку. Не счесть сколько раз, и какими способами, несчастная Лена погибала. На подробностях смерти я не зацикливалась - отводила душу на утешении вдовца. Для Кирюшки в мечтах всегда было место, как и в сердце. Включив музыку и напевая, приготовила незамысловатый ужин и съела его без удовольствия. Выбрала книгу и устроилась на диване, вот она - воля вольная, как хочу, так и живу. Только беда, что хочется не так. Я всю жизнь мечтала работать с книгами. Кто-то там наверху, в порядке исключения, решил исполнить мою мечту и, вуаля - я правлю чужие тексты. Некоторые правлю настолько, что по праву считаю себя соавтором. Главная достопримечательность нашей редакции – Марина. Она не ходит, а плывет. Все мужчины провожают ее взглядом. Я ее не люблю, впрочем, как и всех женщин с грудью второго и выше размеров. - Кирочка, ты же сделала ту статью, что я просила в пятницу? - проворковала достопримечательность. Конечно, вон лежит, в синей папочке, можете свернуть и засунуть в свою шикарную задницу. Дааа. К сожалению, это было в мечтах - люблю мечтать, самое лучшее занятие в мире. - Кира, вернитесь на землю! - Что? Да, да. Статья там, в синей папочке. Можете, мммм, взять ее. - Спасибо, дорогая, на тебя всегда можно положиться, если достучишься, конечно. Я вымучила улыбку. Господи, как же не хочу видеть их всех! Рабочий день медленно подкатился к финалу, работа на дом не считалась. Я схватила пальто и не торопясь вышла. Сегодня Кирюшка с бабушкой, вечер меня ждет одинокий. Опять потянула мелкая изморось, прохожие нахохлились и сновали быстрее обычного, а я же тянула время как могла. Впереди показались огни родного дома, а под козырьком подъезда маячил Игорь. Игорь - это мое персональное проклятие. Только познакомившись с ним, я поняла бородатый анекдот про зануду, которому проще дать, чем объяснить, почему не хочешь этого делать. Тем не менее, он был весьма мил и невероятно добр. В общем, моя совесть не позволяла турнуть такого парня, а он бессовестно этим пользовался. В руках у него было три розы. Непонятно почему, но это вывело меня из себя, мне хотелось вырвать у него эти несчастные цветы, и стегать ими его по лицу до тех пор, пока стебли не изломаются. - Привет, Кира! - он бросился под дождь, мне навстречу. – Ты не звонишь уже неделю, я волновался, жду час уже. - Мог бы и дольше, – буркнула я, – если бы к Кирюшке поехала. - Я совсем про него забыл! Так замерз, не нальешь мне чаю? - Обязательно. А еще накормлю, и пущу в постель. - Что? Я промолчала, отпирая квартиру, Игорь просочился за мной следом. Долго цедил обещанный чай, потом топтался в прихожей, наконец, решившись, робко потянулся ко мне. Мне вновь стало его жалко. Он напоминает мне бездомного щенка и меня немножко. Поэтому сейчас я лежу, смотрю в потолок, который прячет по углам тени, и слушаю его дыхание. И жалею, что его ласки, которые он дарит столь щедро, не приносят ни душевного спокойствия, ни физического удовлетворения. А вообще, грущу о том, что он - это только он. А не кто-нибудь другой. Следующий день тянулся так же медленно и бездарно, не считая того, что вместо Игоря была книга. Очень хорошая замена, мне по душе. А потом боги вновь решили надо мной посмеяться, мне п