«Последствие удара по голове», - подумал я и попытался активировать «лечилку», но... странным образом, мысли путались, не позволяя сконцентрироваться на заклинании. В инвентаре лежало зелье, только, когда я решил его достать, выяснилось, что левая рука меня не слушается, повиснув безжизненной плетью.
Яд! Головокружение усиливалось и не в силах сохранять вертикальное положение, я сполз по стене на землю. Оказывается, клинок Мундова был смазан какой-то отравой... сволочь.
Постепенно, онемение распространялось по всему телу. Вскоре я уже не ощущал свой язык и перестал хрипеть, когда появилось системное сообщение:
«Вы были убиты.
Активирован навык: Момент Истины. Желаете возродиться? 59 сек... 58...
В точке привязки/По месту смерти».
«Плохая привычка, - была моя последняя мысль. - Каждый раз, после встречи с убийцами из клана «Бабочки Сумерек», я умираю. Плохая...»
Глава 24.
Перекрестки.
Харальд проснулся от жуткого крика и рывком сел в кровати, сбрасывая худое одеяло. Его лежанка стояла под небольшим окошком; на подоконнике чёрными силуэтами громоздились какие-то тарелки, плошки, несколько кувшинов, загораживая и так небольшой обзор. Сквозь мутное стекло просачивался серый рассвет, тем не менее, в комнате было темно настолько, что он не смог рассмотреть свои ноги. Ноздри щекотал горьковатый запах вянущей травы; о чем-то без умолка трещали неугомонные сверчки и... тишина.
Ночь прислушивалась к Харальду, а Харальд слушал ночь. Вряд ли, окажись он в руках бунтовщиков, его бы оставили в полной тишине, которую нарушает лишь стрекот сверчков за печкой. Выходит, он у друзей? Но где и с кем?
Последнее, что помнил северянин, было то, как наконец-то поддавшись уговорам Михаила, он пришпорил Вихря и помчался за Катаржиной. Харальд заметил, как княжеский эскорт покинул ставку и скрылся из виду на другой стороне холма. Он оглянулся назад, где ещё продолжали сражаться братья, и поехал в противоположную сторону, а дальше... провал. Тогда на нем были доспехи, а верный марал нёс хозяина широким уверенным шагом... что-то было ещё. Что-то ускользало, пряталось в тёмных уголках его памяти. Харальд наморщил лоб, пытаясь вспомнить.
Животный крик разодрал тишину. Надрывный, рыдающий, он ворвался сквозь оконное стекло, отразился от деревянных стропил и обрушился на варвара чёрной волной. Исполненный неземной боли плач затопил комнату. Тоска и отчаяние вливались в Харальда нескончаемым потоком, заполняли его, грозя разорвать на мелкие части. Он не выдержал... он рыдал, кричал и рвал на себе волосы... он вспоминал.
Харальд догнал Катаржину, когда уже начало смеркаться. Находить следы в вечернем лесу было непросто, но все северяне отличные охотники, к тому же Вихрь прекрасно ориентируется в темноте. Он вспомнил, как после долгих блужданий олень вынес его на небольшую поляну, в центре которой стоял бард, возившийся с алхимическими колбами, а у его ног скулила умирающая Катаржина - жена его брата, будущая мать и княжна Риницы...
Жуткий вой не умолкал. Северянину казалось, что из его глаз текут не слезы, а кровь. Не было более кровати, комнаты, хижины, да и сам Харальд растворился в горьком безбрежье. Осталась лишь скорбь, топкая и вязкая, словно смола или гнилое болото. А крик всё лился и лился бурной слёзной рекой и тогда он понял, что радость ничтожно мала, как ручеёк, а горе - не имеет берегов. Он предал, подвёл своего брата. Он не спас его жену. Он не сохранил жизнь княжне...
Неожиданно появилось что-то светлое, будто нерушимая плотина выстроилась на пути скорбной реки. Незримые путы ослабели и пали. Смиряя истошный вопль, тихо прозвучал серебряный колокольчик:
- Ишь, как раскудахтались, - проворчала неизвестная женщина. Эти простые слова развеяли чары, вернув Харальду самого себя, прогнав накатившую апатию и боль.
В темноте раздалось слабое шуршание ткани, тихо скрипнула деревянная кровать, и тот же голос уверенно произнёс:
- Калэ.
Разгорелся небольшой огонёк, в нежном свечении которого Харальд наконец-то увидел и маленькую комнату, с низким потолком, и хозяйку домика - невысокую пожилую женщину, в белой ночной рубашке. Её длинные, некогда яркие волосы, цвета уставшей меди, несмотря на ранний час, небыли растрёпаны, ниспадая вниз потоком лавы. Однако долго себя рассматривать хозяйка не позволила, женщина нагнулась, взяла с лавки свитер крупной вязки и нырнула в него, а когда её голова показалась из горловины, Харальд понял: что его насторожило. Эльфийка! Вслед за остроконечными ушами, взгляд северянина сместился на глаза женщины - удивительно разноцветные, словно радуга.