Меджа Мванги
Неприкаянные
На дне африканского города
«Неприкаянные»— Меджа и Майна, герои этой книги, живут в большом африканском городе. В каком, мы но знаем, но можем догадываться, что это Найроби, столица Кении, родина писателя.
Кения? Порывшись в дальних закоулках памяти, мы вспомним красоты все еще дикой африканской природы, национальные парки-заповедники, где бродят на воле стада антилоп, величественно возлежат под деревьями львы, дремлют в воде бегемоты, режут речную гладь крокодилы, порхают чудесные птицы, носятся по веткам крикливые обезьяны. Мы не раз видели все это в «Клубе кинопутешествий» и «В мире животных», читали об этом в книгах.
Кению — страну охоты — любил Хемингуэй и много писал о пей. Ее природой восхищался итальянский писатель Альберто Моравиа. Ее животный мир изучал и описывал знаменитый натуралист Бернгард Гржимек. Книг, воспевающих страну на экваторе, не счесть. Немецкий путешественник Ганс Шомбурк, снявший фильмы об Африке, изъездивший ее вдоль и поперек, писал: «Кению европейцы называют самой прекрасной страной в мире. Известно, чего стоят иногда подобные восторженные отзывы, но в данном случае даже они не могут передать очарование этой страны».
Найроби тоже удостоился всеобщего восхищения. То, кто его повидал, пишут, что город необыкновенно красив и уютен.
Но в повести Меджи Мванги нет ни слова о прекрасной природе и изяществе архитектуры. Бродяги и оборванные нищие, зловонные помойки, полуразвалившиеся хижины с клопами и крысами, смрад грязных переулков, жалкие лачуги из картона, жести и глины. Может быть, это другой город?
Увы, все-таки тот же. Это его оборотная сторона, его задворки. Грань между двумя сторонами — лицевой и оборотной — резка, как ребро монетки между «орлом» и «решкой». И пытаться преодолеть ее далеко не безопасно. Одно из главных правил жизни на задворках — «что бы ты пи делал, держись подальше от центральных улиц». Пойдешь туда — наживешь неприятности, это герои повести испытали на себе. Но и в смрадных закоулках «Шенди-ленда» — лачужного города бедняков — чужаку появляться небезопасно. И уж никак невозможно остаться там на месяцы, годы, вглядеться толком в другую жизнь города. Потому, наверно, и получилось так, что, хоть и на виду у всех задворки, написано о них мало, а ведь их жизнь — это каждодневная, обычная жизнь десятков тысяч людей. Не поняв ее, трудно судить о стране: какова она и почему живет так, а не иначе.
Вот об этом-то каждодневном, обыденном для столь многих, а потому важном, и написана повесть Меджи Мванги.
Закончив школу, Меджа и Майна, молодые деревенские парни, отправились в город искать счастья. Надеялись устроиться на работу и выбиться в люди. Но их школьные аттестаты здесь не в диковинку. «Убирайтесь вон!»— ощерился город. «Вон!», «Вон!» — слышалось за каждой дверью. Друзья ночуют в мусорных баках, питаются полусгнившими отбросами. Оставшись без работы, без средств к существованию, они все глубже опускаются «на дно». Любая попытка вырваться оканчивается тем, что они увязают еще больше. Так в болоте — чем энергичнее пытаешься из него выбраться, тем скорее погружаешься в трясину.
Как ни стремятся парни избежать неизбежного, все же, теряя надежды, достоинство, принципы, они скатываются в воровской мир и становятся его завсегдатаями, чуть ли не главарями. И не потому, что привлекателен для них этот мир. Им просто больше некуда деться.
В повести нет ни возрождающейся национальной культуры, ни новых школ, пи образцовых ферм, ни нового человека, воспитанного уже в условиях независимости. Зато есть школа воров, банда с наводящим ужас предводителем, у которого то и дело сверкает в руке нож, мелкие карманные кражи, сложные воровские операции, угон автомобиля, убийство, тюрьма, погоня. Казалось бы, весь набор, который встретишь в любой детективно-развлекательной книжке, бытующей на Западе, да и в Африке тоже.
Так что же, может, писатель просто не заметил ростков нового в жизни своей страны? Выбрал героями молодых лентяев, не желающих терять время на поиски работы, или, еще того хуже, просто людей с дурными наклонностями и создал на потребу невзыскательной публике кенийский вариант приключений Джеймса Бонда?
Даже если бы история Меджи и Майны была историей только Меджи и Майны, то и тогда она была бы социальной, а вовсе не психологической, личной драмой. Никто, верно, не производил переписи населения в «Шенти-ленде» и на задворках супермаркетов, никто не считал, сколько их, бездомных парней, там ютится. Но все знают, что много. Бездомная, безработная толпа, согнанная на задворки натиском монополий и растущего местного капитала, каждый год вбирает в себя тысячи человек.