Что же это за люди? Не рабочие, не крестьяне. Это — «дно», люди без постоянного заработка и без надежд его получить, отчаявшиеся, голодные, люди без социальных устоев и морали, люди, утратившие совесть. А если у кого-то из них совесть еще осталась, что же, тем хуже, потому что таким выжить здесь трудно. Грабеж, проституция, мелкое воровство, крупные махинации — единственный для этих людей способ раздобыть средства к существованию. Конечно, не все в «Шенти-ленде» воры, и воры — далеко не только в «Шенти-ленде», иногда главные-то из них — на самых верхах социальной лестницы. Но городское «дно»— это люди потенциально готовые на все.
Пестрое население задворок легко натравить на неугодных людей, непокорного лидера. Толпу стараются привлечь на свою сторону самые реакционные политические силы. Из страха перед ней или ей в угоду, а порой и при ее активном участии совершаются важные политические акции. Уже тем, что она существует, эта масса лишенных всего в жизни людей влияет на политику, определяет неуловимые для постороннего глаза настроения в обществе, нормы морали и поведения всей социальной пирамиды. Кое-где, в том числе и в Найроби, с пой ведут борьбу: отправляют молодежь в деревни, жгут «шенти-ленды», по они, как птица феникс, вновь и вновь восстают из пепла. Видно, нужны другие, социальные, меры.
Как только ни называли эту разноликую толпу ученые! И люмпен-пролетариатом, и деклассированными элементами. Причисляли ее и к маргинальным слоям. И посвятили ей не один десяток исследований. И все же мало кто видел эту толпу вблизи, узнал и понял. Меджа Мванги сам испытал многое из того, что переживают его герои, и потому не анализирует толпу бесстрастно, а как бы входит в нее и наблюдает за ней изнутри. Отсюда видна не обезличенная масса, а живые люди. Отсюда обитатели задворок выглядят иначе — в чем-то страшнее, в чем-то беспомощнее, подчас даже трогательнее, чем издалека. У каждого свой мирок. Свой опыт, свои беды и трудности, свои стремления и надежды. Судьбы, в чем-то разные, а во многом одинаковые, сходные с судьбами Меджи и Майны.
…Клочок земли, доставшийся в наследство родителям, бесконечно мал, чтобы прокормить семью — шесть-восемь человек, включая стариков и детей. Что делать с таким участком? Хорошо бы, конечно, удобрения, технику. Да нет ни знаний, ни денег. А если бы даже и были, можно ли вырастить на крохотном участке что-нибудь, что принесло бы доход? Ведь рядом — огромные плантации, на которых уже многие годы выращивают кофе и чай на экспорт. С плантационными хозяйствами не могут конкурировать даже крупные кооперативы. Вот и бьется крестьянин на крохотном участке, пытаясь выжать из него и пропитание, и излишек на продажу. Скудеет земля, а семья все растет.
Старшего сына посылают в школу. Чтобы выучить его, родители готовы выложить все свои капиталы, все, что у них есть, до последней пуговицы. Они все продадут, и участок перезаложат, и в долгах увязнут. Потому что знают — даже простой рабочий в городе получает в несколько раз больше, чем дает крестьянину его участок. А уж чиновник… Любой клерк кажется миллионером деревенскому бедняку.
Дорога в город — близко ли он, далеко ли — лежит через школу. Выучится сын — уедет, поступит на работу, будет помогать родным. А если и не поможет, все же устроится сам, избавит семью от лишнего рта. Сын уходит и больше не возвращается. Родители тревожатся, но не отчаиваются. Что еще продать? Где раздобыть денег? Старшей дочери тоже пора в школу…
А молодежь, вытесненная из деревни, оседает в городах. Но вакансий, даже самых низкооплачиваемых, нет и в помине. Если вдруг и появится где-нибудь местечко, его отдадут за большую взятку или по большому знакомству. Неужели же не нужны стране образованные молодые люди? Ведь Меджа и Майна, как и тысячи их сверстников, окончили школу.
В том-то и беда, что, не находя себе применения в деревне, эти тысячи каждый год стекаются в города, а города не в состоянии дать работу такой массе людей. Стране нужны специалисты, а не просто люди со школьными аттестатами. Ведь у них, но сути дела, нет пи профессии, ни опыта.
Порой кажется, что парни в чем-то виноваты сами. Ведь попадается же им иногда работа! Вот и держались бы за нее обеими руками. Однажды, к примеру, их наняли на ферму. Кормили, дали кров, что-то платили. А они снова недовольны!
Но ведь за этот кров и паек они расплачивались постоянными унижениями, терпели попреки, брань. Даже сдержанный, основательный Меджа бунтует: «Надоело мне быть везде пасынком. То паек урежут, то жалованье. Терпенья уже не хватает. Когда человек работает, его надо кормить. Если так дальше пойдет, я…» А что «я»? Деваться-то некуда. И они терпят до конца, пока их не выгоняют из-за чьих-то козней.