Подметальщик достал из кармана сигару и протянул Майне. Свободных ящиков не было, и он предложил гостю сесть рядом с ним прямо на пол. После первой затяжки Майна поперхнулся и долго, до боли в груди кашлял. Он посмотрел на остальных: те курили с видимым удовольствием и не кашляли. Майна решил сделать вид, что и ему это курево нравится. Во всяком случае, сказал он себе, все, что могут выдержать Каменобоец и Подметальщик, выдержит и он. И даже больше. Он улыбнулся Подметальщику, но тот не ответил на его улыбку. Он затянулся еще несколько раз, и ему стало легко и приятно. Дым уже не разъедал горло и не стеснял дыхания. Он благоухал, и от него исходило ровное, приятное тепло. Теперь даже с Подметальщиком можно держаться смелее.
Когда Майна докурил первую сигару, Подметальщик предложил ему вторую. Они разговорились, хотя речи их были бессвязны. Но это не имело значения. Важно было то, что он, Майна, среди друзей. Ему казалось, что и Бритва, и Подметальщик, и все остальные — его старинные знакомые. Всех он любил, всем улыбался, даже одноглазому Каменобойцу. Полумрак хижины действовал умиротворяюще, щербатый, невыметенный пол, на котором он сидел, казался ровным и гладким, а стены — чистыми и красивыми. Никогда он не чувствовал себя таким счастливым, как теперь.
Бритва раздел Сару, потом начал раздеваться сам. Манна с умилением наблюдал, как они ложатся на красивую кровать и накрываются одним одеялом. Но вот из-под одеяла высунулась голова Бритвы.
— Устраивайся, Майна, — с улыбкой сказал он. — Чувствуй себя как дома, среди друзей.
— А как же иначе, Бритва. — Язык у Майны заплетался.
Никто, видимо, не обращал внимания на то, что происходит вокруг. Все сидели и курили гашиш. Им было тепло, уютно, вольготно. Единая, дружная семья, скрепленная любовью, лишениями, бесправным положением. Вне этого круга ничто ничего не значит. Нищета, невежество — все нипочем. Никого не смущали ни теснота этого крошечного убежища, пи собственная убогая одежда, ни отсутствие домашней утвари и даже очага. Никто не думал о том, что будет есть на ужин и где его место на грязном полу, когда он захочет спать. Все, что они имели в этих картонных стенах, — чувство общности, человеческое тепло, гашиш, нищета, да, и нищета, — все делилось между ними поровну, бескорыстно.
Вечерний ветер за стенами хижины крутил пыльные вихри. С ними вместе разносился по улочкам поселка зловонный запах. Жалобное клохтанье голодной курицы, плач голодного ребенка, приглушенный шум голосов — все это слышалось словно издалека. Здесь же, в мусорной свалке, называемой Шенти-лендом, царили тишина и покой.
Нелегко было Майне осваиваться в этой компании. По крайней мере, первые недели. Чтоб научиться добывать еду и питье, не рискуя при этом жизнью и избегая тюрьмы, надо было начинать с азов. Овладеть многими тайнами ремесла — тайнами, которых он боялся и не желал разгадывать когда-то, прежде чем попал на городские задворки. Его учили лазить по карманам, снимать с рук часы и выхватывать сумки ловко и бесшумно, не вызывая переполоха на многолюдной улице. Учили отпирать окна и двери, снимать с веревок белье, пока хозяйка, мурлыча что-нибудь себе под нос, хлопочет на кухне.
Обучал Майну этим премудростям в основном сам Бритва, но помогал ему и Каменобоец, прекрасно владевший всевозможными приемами и уловками, благодаря которым поддерживалась жизнь в лачуге. Постепенно Майна привязался к этому человеку. Дружба с Каменобойцем приносила немало выгод.
Единственным человеком, к которому Майна не мог относиться с симпатией, был Подметальщик. Впрочем, тот и сам не стремился расположить его к себе.
Но теория — это одно, а настоящее дело — другое. Майна боялся. Страшно было представить себе, как это он выхватит у кого-нибудь сумку или кошелек и пустится наутек. Он начал было подумывать об уходе из шайки, но перспектива возвращения к мусорным бакам после столь длительного перерыва тоже не радовала. К тому же и Меджа куда-то исчез. Майна несколько раз приходил к супермаркету, надеясь найти там товарища, но безуспешно. Уж не решил ли тот вернуться домой в деревню и признаться родным в своих неудачах?
Временами, когда жизнь в шайке становилась особенно тягостной, Майне тоже приходило в голову отправиться домой и рассказать родителям о своей жалкой доле. Но, поразмыслив как следует, он пришел к выводу, что вряд ли сумеет им растолковать, почему человек, на образование которого была истрачена уйма денег, не может заработать себе на жизнь. Разве не за тем ходят в школу, чтобы научиться читать и писать и набраться ума? И разве неправда, что те, кто имеет хорошее образование, получают выгодные места и зарабатывают большие деньги? Как же Майна решится вернуться в родную деревню, как заставит отца поверить в то, что он не сумел добиться даже низкооплачиваемой работы?