Когда мир находился на пороге Второй Мировой войны, я часто попадал в тела сторонников фашистской идеологии. Образ их мыслей, их поступки по жизни, цели, к которым они стремились, мне не нравились. Для себя я решил воевать на стороне антигитлеровской коалиции.
Зная, что война вот-вот начнется, я начал действовать заранее. Пробуждаясь в телах носителей, от которых могло хоть что-то зависеть, я совершал поступки, которые могли бы хоть как-то повлиять на исход будущей войны.
Герта Оберхойзер была нацистским врачом, проводившим страшные медицинские эксперименты над заключенными концентрационных лагерей.
В первый раз наши дороги пересеклись 24 августа 1939 года. За день до этого — 23 августа 1939 года — был заключен «Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом», в народе более известный как «пакт Молотова—Риббентропа». Я же в этот день внес свой маленький вклад в будущую победу: оборвал жизнь президента Боливии Хермана Буша. Находясь в его теле и почувствовав его симпатию к нацистскому режиму, я заперся в президентском кабинете и произвел себе выстрел в голову из личного револьвера.
Очнувшись после самоубийства Хермана, я долго не мог понять, кто мой носитель в этот раз и где я нахожусь. Тело пронизывала дикая боль. Она была такая сильная, что я не мог сосредоточиться на воспоминаниях.
С трудом я осознал, что мой носитель — 5-тилетняя девочка Амалия из города Дюссельдорф, расположенного на западе Германии. На данный момент я находился в небольшом госпитале на окраине города. Последним воспоминанием Амалии было то, как ее привела в эту комнату и вколола в вену на руке какое-то вещество невысокая невзрачная женщина в белом халате. На шее у нее едва заметно мерцала слабым зеленоватым светом цепочка, совсем как та, что сейчас была на мне. Как я узнал несколькими годами позже, женщину звали Герта Оберхойзер.
Я лежал и не мог пошевелиться: тело было парализовано. Боль. Боль. Боль. Я пытался найти в детском мозгу воспоминания, которые могли заглушить, отвлечь от чувства боли хоть на секундочку, но у меня ничего не выходило. Оставалось только ждать.
Время от времени надо мною склонялась фрау Герта – прислушивалась к дыханию, щупала пульс, что-то записывала себе в блокнот и вводила в вену очередную порцию вещества. После новой дозы боль усиливалась троекратно.
Тело было парализовано настолько, что я не мог даже мычать. Я молил Всевышнего умертвить или хотя бы выключить сознание моего носителя. Но, к моему несчастию, скорее всего из-за действия введенного препарата, этого не происходило. Пытка продолжалась более двух суток. Потом тело девочки все же не выдержало, и она умерла.
Очнулся я на берегу реки Чурун, у подножия самого высокого водопада в мире Kerepakupaivena в теле молодого индейца племени пемон. Рядом со мною лежала прекрасная девушка, и я вспомнил, что мы только вчера заключили брачный союз. Контраст был просто фантастический: вместо дикой нескончаемой боли – огромная всепоглощающая любовь и нежность. Вместо спертого удушливого воздуха больничной палаты — свежий влажный воздух тропического леса. Я не мог отвести взгляд от юной, слегка посапывающей во сне девушки. После злого, землистого цвета лица немки лицо моей сегодняшней жены казалось лицом ангела. Эмоции, переполнявшие меня, хлынули наружу. Я разрыдался.
Я долго отходил от перенесенных страданий. Появляясь в разных концах земного шара, я старался максимально насладиться жизнью. Затем началась Вторая Мировая война. Я стал все чаще попадать в тела участников военных действий, и моя борьба против фашистской Германии возобновилась.
Спустя три года после нашей первой встречи с Гертой Оберхойзер судьба свела нас вновь. В августе 1942 я проснулся в концентрационном лагере Равенсбрюк в теле 40-летней польки Агаты Разумовской. На поверке меня и еще трех заключенных женщина—надзиратель жестом вывела из строя и приказала следовать за ней. Я думал, что нам дадут какую-то особенную работу. Мой носитель, Агата, прибыла сюда сравнительно недавно и была еще в хорошей физической форме.
Нас привели в медицинский барак, заставили раздеться догола и лечь на стоящие в один ряд кушетки. Затем молодая медсестра взяла у каждой кровь и сделала внутримышечную инъекцию зеленоватого препарата в дельтавидную мышцу. Мое тело лежало на второй от входной двери кушетке, голова была повернута к выходу. В комнату кто-то вошел. Шаги сразу показались мне знакомыми, и через доли секунды я увидел ее – Герту Оберхойзер. Я в панике попытался вскочить. И не смог. Мой носитель был парализован. Тело начало наполняться болью.