* * *
Когда мы приблизились метров на двадцать, старик встал и, не глядя на нас, пошел в сторону леса. Трудно сказать, насколько мы осознавали происходящее, когда пошли следом за ним. Лес был густым и едва проходимым. Мы шли, то и дело, спотыкаясь о беспорядочно разбросанные ветки и стволы деревьев, стараясь не упустить из виду впереди идущую фигуру. Все это было похоже на наваждение, время потеряло для нас счет. Каждый из нас понимал, что перед нами не человек, а некая непонятная, необъяснимая сущность, что сам факт ее наличия противоречит здравому смыслу. И зная все это, мы, тем не менее, не бежали отсюда подальше, сломя голову, а словно завороженные, не смея нарушить молчания, шли сквозь этот темный лес навстречу чему-то неведомому.
Трудно сказать, сколько длился наш марафон и на сколько километров мы удалились от дороги. Фигура старика уже не маячила впереди, но мы неумолимо шли вперед, словно на чей-то неслышимый зов, выбирая направление, руководствуясь каким-то неведомым инстинктом. И вот, раздвинув развесистые еловые лапы, мы чуть не наскочили на неподвижно стоящую к нам спиной фигуру Семеныча. От неожиданности девчонки вскрикнули, нарушив молчание впервые за всю дорогу. Мы стояли на границе леса. Впереди, за участком бурелома, угадывалось поросшее редкими деревьями болото. Осторожно, по очереди обходя старика, мы вышли из-под деревьев. Смеркалось. Семеныч стоял неподвижно, глядя куда-то вперед. Внешне это был все тот же седовласый старик в длинном сером плаще. Но что-то изменилось в его облике. Не было больше такой привычной для нас веселой улыбки на его лице, не было хитрой искорки в глазах. Сейчас его никак нельзя было назвать жизнерадостным. Может потому, что само слово «жизнь» было к нему уже не применимо.
– Это было здесь, – услышали мы, наконец, его голос. Старик стоял в той же позе, не моргая и даже не шевеля губами. Его голос шел из ниоткуда, он был вокруг нас, внутри нас, словно сковав невидимыми цепями.
Со стороны болота, неестественно быстро, к лесу шло облако густого тумана. За считанные минуты он окутал все вокруг белой пеленой, заставив нас попятиться. И среди клочьев этого тумана мы увидели их – угрюмых небритых мужиков. Они стояли полукругом, то появляясь, то исчезая в тумане. Все они смотрели на нас и каждый что-то беззвучно говорил. Но облако будто поглощало все звуки. Все, кроме одного. Вокруг нас, все также отчетливо звучал голос Семеныча.
– Это было здесь, – повторил он.
– Здесь стоял наш лагерь. Здесь на рассвете нас застигли врасплох каратели, окружили и забросали гранатами. Выскакивающих из землянок косили перекрестным огнем пулеметов, – продолжил Семеныч и казалось вокруг нас загрохотали выстрелы и взрывы, словно пулеметные очереди прошлись по веткам деревьев над нашими головами. От неожиданности мы пригнулись. Один за другим падали окружающие нас фигуры.
– Артем Головин, Захар Бобров, Николай Лукьянов … – перечислял Семеныч твердым голосом, звучащим громче взрывов. А фигуры вокруг нас все падали и падали. – … Савушкин Михаил, братья Бондаревы Петр и Никита, а это – самый молодой из всех – Степан Еремин, Степа… еще безусый, жаль пацана … – голос старика дрогнул. – Всех и мертвых и еще живых сбросили в болотную топь. Здесь пал в неравном бою весь мой отряд. Не выжил никто. Никто, кроме одного! – с каждым его словом напряжение вокруг нас возрастало, а голос звучал все громче. – Это он привел сюда немцев. Он стоял в стороне и смотрел, как нас убивают, а потом помогал топить тела в болоте. Вы знаете кто это! – голос Семеныча перешел в хриплый крик, а кольцо тумана вокруг нас стало сжиматься, вынуждая нас прижаться друг к другу. – Его звали Петр Малехин! Он проклят всеми нами! Он проклят! Он проклят! Он проклят!..
Казалось, что сам туман давит на нас в такт этим словам. Мы в оцепенении пятились к деревьям, но туман был уже рядом, словно вытягивая к нам свои бесформенные руки. – Проклят! Проклят! – звучало в наших головах и было непонятно слова это или эхо. И вдруг, как по команде, все стихло. Звенящая тишина повисла вокруг. Только откуда-то появившийся ветер раскачивал ветви деревьев. Под его порывом туман стал распадаться и отступать. Фигуры павших партизан словно растворялись в нем и, спустя минуту, исчезли вовсе. Все, кроме фигуры старика Семеныча. Он все также стоял и смотрел на болото. Но теперь фигура его осунулась и он, словно самый обычный старик, продолжил свой рассказ.