Старик достал из внутреннего кармана пиджака старую фотографию, посмотрел на нее и покачал головой. – Сторож, значит? – сказал он и протянул фотографию нам.
– Здесь мы с ним еще до войны, в городе сфотографировались.
Со старой пожелтевшей фотографии на нас смотрели двое улыбающихся мужчин. В одном из них, мужчине средних лет, не без труда узнавался Данилыч. Другой же, постарше, как будто и не изменился с тех пор. Не было никаких сомнений – на фотографии был Семеныч.
– Это Илья Богачев, председатель наш.
* * *
– Илья был человеком энергичным, веселым и жизнерадостным. С людьми ладил хорошо. Никогда ни в чем не отказывал. Не зря его председателем избрали. Тогда, до войны, в Залесье свой колхоз был. Теперь колхоз в Равнополье, а у нас только отделение осталось.
Илья был значительно старше меня. Но в общении с ним эта разница в возрасте была как-то не заметна. А вот когда война началась, тут-то она и сказалась. Меня призвали без проблем, а ему отказали. Хотя, может, отказали потому, что председателем был. Кто их знает. В начале войны мобилизация еще не повальная была. А потом – отступление наших и оккупация. Илья, конечно, дома не засиделся. Ушел в партизаны. Да не просто ушел, а свой отряд собрал. Воевали, говорят, бесстрашно. Боялись их немцы. А потом, как я уже говорил, пропал отряд. Видать, накрыли их все-таки фашисты. Но где – никто не знает. Семен, сын Ильи, пытался после войны что-то выяснить, чтобы хоть похоронить по человечески, но ничего не узнал. Потому видно и ходит неприкаянным наш Илья Семенович. А может дело у него незаконченное здесь осталось. Не знаю.
Старик замолчал. Молчали и мы, впервые в жизни вплотную соприкоснувшись с тем, что объяснить были не в состоянии.
– А сын его – это Семен Ильич, бригадир? – спросил я Данилыча.
– Ну да, он, – подтвердил старик. – Только вряд ли он вам что-то расскажет. В войну он пацаном был. Да и не очень-то, наверное, приятно ему говорить об этом. Все-таки душа отца не упокоена.
* * *
Попрощавшись с Данилычем, мы вернулись к старой школе. Усевшись на бревна возле кострища, молча обдумывали рассказ старика. Настроение было унылое. Вопросы остались, а задавать их было уже некому.
– К бригадиру пойдем? – спросил я у друзей.
– А смысл? Что он нам скажет из того, что мы не знаем? – за всех ответил Пашка. – Миссия выполнена. Истина не открыта, хотя была она где-то рядом.
– Поехали домой, – согласилась с ним Катя.
Мы поднялись с бревен, еще раз окинули взглядом старую школу, аккуратные Залесские домики, примыкающий к деревне лес, словно пытаясь навсегда сохранить в памяти эту картину, сели в машину и тронулись в обратный путь.
Разговор не завязывался. Я включил тихую музыку, чтобы дать возможность каждому остаться наедине со своими мыслями. Сегодня мы практически убедились в том, что наши теории мироздания не вполне соответствуют действительности, что мир значительно сложнее, чем это описано в учебниках и существует другая его сторона, скрытая от людей, понять которую нам пока не дано.
Машина неспешно ехала по грунтовой лесной дороге. Вот так же когда-то ехал из Залесья Петр Малехин, еще не подозревая, что ждет его впереди. Где-то здесь, по едва заметным тропам, ходили в годы войны партизаны из отряда Ильи Богачева. И где-то в этих лесных чащах сложили они свои головы. А мы, случайно коснувшись тайны здешних мест, возвращаемся назад к суматошной студенческой жизни. И нужно время, чтобы понять какой след оставит это прикосновение в наших судьбах.
На изгибе дороги лес отступил, открывая перед нами небольшую поляну, освещенную лучами заходящего солнца. Я остановил машину. Никто из нас не проронил ни слова, но слова здесь были и не нужны – метрах в тридцати от нас, на стволе упавшего на поляну дерева, не глядя в нашу сторону, сидел старик. Мы молча вышли из машины и пошли в его сторону.