- Самое большое преступление - страх, - взял я ее лицо в ладони. - Не позволяй страху стать твоим препятствием. И тебе нужно простить себя. Это самый красивый поступок. Не будет выгоды никому от того, что ты будешь злиться или ненавидеть себя.
- Что ты всегда делал по отношению ко мне? - уловил я проблеск ее улыбки.
- Я всегда открывал тебе дверь, - достал я пиццу, отдавая ей тарелку.
- Ты серьезно? - усмехнулась она.
- Даже когда был зол, и ты ненавидела меня, я всегда открывал тебе дверь, и ты позволяла мне это делать.
- Эмили говорила, что мы, кажется, ладили, - вытерла она рот ладонью. - И довольно неплохо.
Я смотрел на ее улыбку, и все становилось на свои места. Она была женщиной, которых я видел каждый день по несколько раз, но все же Донна была особенной. Есть у каждого особенные люди. Люди, которые вне конкуренции. Они родные по-особенному. Они важны. Донна может кричать и оскорблять меня, но это ничего не изменит. Все ее недостатки особенные. И она всегда остается особенной.
- Знаешь, у Эмили есть раздражающая привычка, Ди, - дал я ей еще один кусочек. - Она всегда права. И каждый раз, когда она открывает рот, трудно сохранить чувство собственного достоинства.
- Это правда, - засмеялась она наконец. - Но знаешь, - перевела взгляд куда-то в даль. - В жизни есть справедливость. В итоге каждый получает то, что заслужил. Все мы отвечаем рано или поздно за свои грехи. И если я забыла всех, кого любила, значит я тоже за что-то плачу.
- Да, но все страдания также вознаграждаются в один прекрасный день.
- Но потом бумеранг ебнет тебя с такой силой, что ты будешь в полной жопе, - я промолчал, и она снова перевела она свой взгляд на меня. - Думаешь, я подхожу тебе такой? Такой, которая не помнит ничего?
- Будь ты сама по себе другой, я бы никогда тебя не полюбил.
Я поцеловал ее в губы и прижал к себе, когда она доела пиццу. Донна не таяла больше в моих объятьях, как прежде, но и не была напряжена, как несколько дней назад. Она позволяла мне касаться ее, но держалась на расстоянии. Я обнял ее обеими руками и уткнулся ей в шею, вдыхая ее запах. Я был помешан на этой женщине. Даже нет, я пристрастился к ней. Она превзошла все возможные придуманные миром пристрастия, и я был полностью охвачен. Я сделаю все, что угодно, ради этой женщины. Я оставлю весь мир, просто чтобы держать ее в своих руках.
«Встречаешь сотни людей, и никто из них не трогает, а потом кто-то один меняет всю твою жизнь. Навсегда». Джейми Рэйди.
- Какой ты меня знал, Адам?
- Ты была той, которая не любила подчиняться, - усмехнулся я. - Ты не терпела унижений и приказов.
- Я хотела равноправия?
- Нет. Ты сама не знала, чего хотела, но ты не шла на поводу и подчинялась только тогда, когда сама этого хотела.
- Я выписываюсь и буду жить у Эмили, - сказала она тихо. - Я благодарна тебе, Адам. За все.
- Донна, не отталкивай меня снова, - взял я ее руки в свои ладони. - Пожалуйста.
- Я не отталкиваю тебя, Адам. Я тебя просто не знаю. И ты не знаешь меня, потому что то, что я помню о себе, так это совсем не то, что помнишь ты. Я была доброй и веселой и всегда позволяла помогать себе. Но то, что случилось со мной, говорит о том, что я обречена на жизнь с несчастьями. Потому что я больше никогда не вспомню ничего, что причиняло мне боль. Возможно, ты хороший человек, но дело в том, что, если ты не со мной, значит, ты ушел. Или дал мне уйти. Зачем ты мне? Зачем я тебе? Если ты любишь, значит делаешь это, несмотря ни на что.
- Донна...
- Нет, Адам. Мы не знакомы. И если у нас все было так сложно, не знаю, стоит ли ставить зеркала в квартире.
- Что ты имеешь ввиду?
- А зачем видеть тело без души?
Глава 16
Томпсон писал: «Это ненадолго. Надолго ничего не бывает. Но сейчас я счастлива».
Я проснулась с самого утра и улыбнулась солнцу, пробивающемуся в окно. Повернув голову, остановила взор на тумбе, на которой стояла красная роза в прозрачном куполе небольших размеров. Эта роза была словно из сказки «Красавица и чудовище». Еще лежала записка, и когда я потянулась и развернула лист бумаги, начала понимать, почему именно Адама ранее выбрало мое сердце.
«Боль - это часть жизни, Донна. Мы должны ее чувствовать. Она делает тебя не только сильнее и мудрее, но еще помогает понять, что на самом деле, несмотря ни на что, жизнь меняется, но все же двигается дальше. Не нужно жалеть и изводить себя, милая. В каждом из нас свое сумасшествие. И ты... Донна, ты такая сумасшедшая. У нас всегда было так много мыслей, и ты чаще, чем я, не знала, как их выразить словами. Ты бы быстрее их станцевала что ли, на что я всегда мысленно улыбался. Ты научила меня сочетать крайности. После встречи с тобой я узнал, как действует наркотик. Моё привыкание к тебе началось с самого первого раза, с самой первой твоей улыбки, с первых твоих объятий. Самая первая доза была обречением. Твоя улыбка и твое сердцебиение. Наверное, именно это я и любил больше всего. Мне тебя всегда было мало. Мы с тобой идеально понимали друг друга, потому что чувствовали то же самое. Людям нужно, чтобы их любили. Но мне нужна ты, Донна. Мне нужно, чтобы именно ты любила меня. Твое чудовище».