- Считается, что форма папиллярного узора складывается во время беременности под влиянием средовых факторов, - появилось понимание в глазах Адама. - Питание, кровяное давление, расположение в матке и скорость роста пальчиков в первом триместре. Таким образом, рисунок на кончиках пальцев однояйцовых близнецов может быть похожим, однако отпечатки будут различаться, ведь принадлежат разным людям.
- Верно, Адам. Но дело в том, что если зигота разделится на две или больше частей, то каждая часть начнет развиваться как отдельный организм, но такое развитие пойдет по общей для них программе. Все новые организмы будут нести одинаковый набор ДНК, - показала я на две других фотографии девочки. - Однояйцевые близнецы - это набор хромосом одной яйцеклетки и одного сперматозоида. Такие близнецы всегда одного пола и практически неотличимы друг от друга.
- Ты хочешь сказать...
- Да, да, Адам, - бросила я фотографии на кровать. - Я хочу сказать, что девочку подменили, и о том, что существует два ребенка, могли знать лишь их родители.
Я открыла шкаф и достала первые джинсы и футболку, которую увидела. Затем собрала все документы из кровати, на мгновение взглянув на лицо Адама, который находился на грани злости и недоумения. Затем направилась на кухню к Оливии и села напротив.
- Детка, нам с папой нужно кое с чем разобраться, - смотрела я на нее без тени улыбки. - Сегодня я не смогу отвести тебя никуда, ты могла бы посидеть дома?
- Мама, но мне нужно ехать.
- Я знаю, Лив. Но дело в том, что нам нужно помочь человеку. Ребенку, если быть до конца честной. Она такая как ты возрастом, и мы можем ей помочь, понимаешь? И я не хочу переживать, как ты доедешь, или кто тебя заберет, потому что должна быть сосредоточена на другом. Сегодня. Пожалуйста, Лив, ты же взрослая.
- Ладно, - вздохнула дочь. - Хорошо. Но ты мой должник.
- Это точно, - услышала я голос Адама, который держал мою куртку в своих руках. - Мы оба, и до конца своих дней, - подошел он к Оливии, поцеловав ее в щеку. -Ты лучшее, что есть в нашей жизни, Лив. Ты - мой ребенок. Но мы помогаем тем, кто не может помочь себе сам, понимаешь? И пусть это не причина уделять время кому-то другому, - усмехнулся он, смотря на нее. - Имею ввиду, твое время. Время, которое должно предназначаться лишь тебе, но она совсем маленькая. Или возможно, если твоя мама права, это две девочки, которые страдают. И если мы им не поможем, это будет худшее, что мы сделаем. Но мы люди, верно, детка? Мы добрые по своей природе и не имеем права что-либо менять.
Когда я наблюдаю за отношениями Адама и Оливии, у меня складывается такое впечатление, что он заботится о единственном человеке во всем мире - именно о ней. Нет, он любит свою семью, друзей и меня, безоговорочно. Но они вознесли друг друга на такой пьедестал, из которого уже и не скинуть, и к которому другим уже и не подняться. Адам сражается в битвах, думая лишь о ней. Делится с ней мыслями, не пытаясь учить уму-разуму, и меня всегда завораживает, как именно Адам Майколсон, человек, который разбивал сердца, и словно руководил подиумом моделей Victoria's Secret, становиться щенком. Щенком, влюбленным в ребенка. В девочку семи лет, и готов прибежать в любой момент, когда дело касается Оливии. И так сейчас все время - она падает, он прибегает.
Мы закрыли дверь на замок, и когда Адам завел мотор мотоцикла, я обняла его за талию и прижалась к его спине. Мы ехали, и у меня было лишь это время подумать. Что будет дальше? Как я поступлю? И если в будущем изменится мое мировоззрение после этого, примут ли эти изменения близкие мне люди?
- Спасибо тебе, Донна, - сказал Адам, паркуясь.
- За что?
- За Оливию, - я нахмурилась. - Раньше я видел сны лишь о себе, а теперь у меня есть дочь, и теперь я вижу ее.
Я не ответила ничего и отправилась в дом. Когда женщина открыла мне дверь, я оттолкнула ее и пошла дальше, поднимаясь по лестнице, чтобы найти девочку. Нужно было найти другого ребенка, и единственной зацепкой была ее сестра.
- Что вы тут делаете? - кричала женщина. - Что вам нужно?
- Где ребенок? - спросила я, открывая дверь в детскую. - Где она?
- Убирайтесь.
- Я знаю, что вы сделали, - открывала я шкафы и шуфляды. - Вы, преступники, всегда думаете, что женщина не может сделать вещей, которые может сделать мужчина. Но может, правда? Вы ведь и так это знаете, Софи, да? Но вам не знать, что может сделать мать, которая однажды потеряла ребенка. Как ее мировоззрение меняется, и на что она способна.