- Донна, - взял он мое лицо двумя руками, словно я вот-вот исчезну. - Если бы ты сожгла планету, я бы все равно продолжал тебя любить.
- Ты примешь чужого ребенка? Не будешь обращать внимания на то, что отец этой девочки - тот, кого ты ненавидишь?
- А ты не думала, что ей будет лучше без тебя?
- Ты только что сказал, чтобы я отдала своего ребенка? - повышала я голос, отходя от него. - Опять?
Я не собиралась спрашивать, но была настолько поражена. Я хотела врезать ему или просто причинить боль, ведь хуже, чем то, что он сказал только что, и быть не могло.
- Ты не так поняла, Донна, - попытался обнять меня Адам.
Я оттолкнула его, давая ему пощечину, и слезы покатились с моих глаз.
- Пошел нахрен, - прошептала я, пытаясь полностью выключить эмоции.
- Донна, не надо пустоты, - повышал он голос. - Я просто хочу понять, ты уверена, что сможешь быть ей матерью после стольких лет?
Это был не вопрос, а скорее констатация факта, произнесенная шепотом. Хмурый взгляд Адама говорил сам за себя, и он не сводил с меня глаз.
- Сейчас важна лишь моя дочь. Я вернула своего ребенка спустя семь лет ада на земле. И больше мне не нужно ничего, Адам, даже если мир будет гореть синим пламенем.
Я видела слезы в глазах Адама, но он не сказал больше ни слова. И когда дверь машины закрылась, и он тронулся с места, я вызвала такси с желанием быстрее приехать домой и собрать вещи. Я хотела увидеть в Адаме желание быть рядом. Принять меня целиком, несмотря ни на что. Увидеть это и услышать, что мне не нужно никуда уходить. А если я уйду, он возьмет меня за руку и будет рядом. Но он не смог, а я не стала навязывать. Тем более после слов, которые он сказал мне.
Я всегда хотела вернуть своего ребенка. Свою дочь. Но я знала, что у тех родителей не может быть детей, и, если Оливия будет жить с ними, у нее будет жизнь в любви и безопасности. Я не могла ей дать этого тогда, учитывая, что алкоголь и вечеринки сопровождали меня везде. Но теперь я буду засыпать, зная, что моя девочка со мной. Она будет улыбаться, и я буду причиной ее улыбки. Я жду каждый день «завтра», ведь знаю, что если не сегодня, то именно завтра, скажу ей «привет». Половина моего сердца принадлежит этому ребенку, от которого у меня долгие годы была лишь единственная фотография. И нет боли, которая сравнилась бы с болью от потери ребенка, особенно осознавая, что я сама была тому причиной.
- Эмили, я скоро буду на месте, - сказала я по телефону, положив в сумку фотографию.
- Я жду тебя, Ди, - ответила она тихо. - Донна?
- Да?
- Никто не заслуживает того, через что ты прошла.
- Как она?
- Она плачет, - слышала я отчаянье в голосе подруги. - И смотря на нее, я вижу тебя. Мы могли бы быть счастливы здесь.
- Эмили, я уже еду в аэропорт, - закрыла я входную дверь и спустилась в холл. - И я пойду против всего святого в этом мире, чтобы быть со своей дочерью.
Глава 10
«Ничего нет хуже, чем сидеть рядом с женщиной, на которую до смерти хочется смотреть». Давид Фонкинос.
Я звонил ей две недели подряд, оставляя каждый день по одному сообщению. Я не мог объяснить, почему повел себя тогда, как идиот. Брайан сказал, что ей нужно время с ее дочерью, и я готов был дать Донне все, что угодно. Ведь теперь она каждый чертов день сжимала в руках мое сердце. Но несмотря на это, я был зол. Держа в руках бутылку воды, я вспоминал тот вечер, когда не мог остановить дерьмо, которое вырывалось из моего рта. Прогресс, который был достигнут между нами, в мгновение ока был уничтожен.
Мне не хватало ее. Боже, до чего же я стал зависим от этой женщины. Я все время думал о моментах, когда она стала на меня смотреть по-другому. В один момент Донна перестала хотеть, чтобы я наблюдал за ней. Это и был конец. Я сидел на полу своей огромной квартиры, и мне еще никогда в жизни не было так одиноко. Закрыв глаза, прошептал: «Прости меня», - хоть и знал, что этого никогда не произойдет. Она ушла. Донна теперь далеко и начинает новую жизнь с самым дорогим человеком для нее. Я не хотел, чтобы она уходила, даже зная, что я в любом случае буду преследовать ее, где бы она ни оказалась. Но она ушла, и я ей позволил. Быть тем, с кем она захочет остаться, оказалось труднее, чем я думал.
В очередное утро я смотрел на небрежно смятую постель, которую освещало солнце из окна. Донна любила мои серые шелковые простыни, а я любил, как она выглядела на них с растрепанными волосами. Она говорила слегка хриплым сонным голосом и улыбалась. Я смотрел на нее с голодом все время, и она была так безоружна в моих руках. Я думал, что контролировал все, но на самом деле, как только эта женщина вошла в мою жизнь, она контролировала меня. Она могла делать со мной все, что угодно, и любое ее слово стало для меня неписанным законом.