- Рим, - вздохнула Долорес, когда мы покинули самолет. - У нас первая остановка в Италии.
Рим - как фреска. Он такой старый, но такой неподдельно величественный. Петр Чаадаев сказал: «Рим - это связь между древним и новым миром, так как безусловно необходимо, чтобы на земле существовала такая точка, куда каждый человек мог бы иногда обращаться с целью конкретно, физиологически, соприкоснуться со всеми воспоминаниями человеческого рода, с чем-нибудь ощутительным, осязательным, в чем видимо воплощена вся идея веков, - и что эта точка - именно Рим. Тогда эта пророческая руина поведает вам все судьбы мира, и это будет для вас целая философия истории, целое мировоззрение, больше того - живое откровение».
Мы заказали машину, и когда за нами приехал Mercedes-Benz C-Klasse, мы сели в машину и направились поселяться в гостиницу, открыв по пути шампанское. Оливия смеялась, попивая безалкогольный мохито, и я, улыбнувшись, поцеловала ее ручку, прижимая к себе.
- Это твои дни, милая, - сказала я. - Ты получишь все, что захочешь.
- Я люблю тебя, Донна.
- И я люблю тебя, - сжала я ее в объятьях, чувствуя первые слезы счастья за последние два дня. - Я тоже очень тебя люблю, моя девочка.
Машина остановилась возле одной из самых шикарных гостиниц Рима - Rome Cavalieri. Фасад самого здания выглядел достаточно скромно, и по внешнему виду я бы никогда не подумала, что это самый известный отель города, но войдя внутрь, забрала свои слова назад. Все выглядело богато, шикарно и даже чуть помпезно. Лобби гостиницы украшали картины - оригиналы Энди Уорхола, Никколо Бамбини и Джованни Тьеполо.
- Коллекция произведений искусства достойна чертового музея, - сказала тихо Ева. - Черт возьми, я останусь тут жить.
Французская антикварная мебель восемнадцатого и девятнадцатого веков, скульптуры, гобелены шестнадцатого века и коллекция старинных часов.
- Пошли, - усмехнулась Эмили, направляясь в лифт после того, как мы оплатили номер. - Пора снять туфли.
Наш номер находился на седьмом императорском этаже. Висели картины Наполеона, а возле окна находился стол бюро времен Бонапарта. В номере было три комнаты, и вся мебель была настоящим антиквариатом. Терраса с видом на город и купол Собора Святого Петра. Ванная комната отделана итальянским мрамором, и огромное зеркало во всю стену.
- Это не наше, - сказала я, покидая ванную. - Но тут красиво.
- Нет, детка, - усмехалась Стейси. - Это именно наше.
Тут было изумительно, и я вспомнила, как однажды ссорилась с Адамом и ушла из спальни, чтобы не наговорить лишнего. И когда села на диван в гостиной, Адам пришел за мной, поднял на руки и отнес обратно на кровать в спальню. Я сидела и смотрела, как он работает за ноутбуком и дает мне время позлиться, сказав за минут сорок лишь единственную фразу: «Ты можешь злиться на меня, но я хочу видеть твое лицо в это время».
- Ди, - вырвала меня из раздумий Эмили. - Открывай бутылку Шардоне и перестань думать.
Позже вечером, мы направились к речке Тибер, и Оливия бросила несколько центов после слов Эбби: «Бросай, детка. Ты должна сюда еще вернутся».
- Роберт Де Ниро сказал: «Италия давно уже изменилась. Но Рим - это Рим», - смеялась Стейси. - Боже, я так давно не была просто счастлива.
- Не привыкай, - смотрела я на свою дочь, которая бежала впереди, когда ее кудри развивались на ветру. - Мы не сможем остаться тут навсегда.
- А я бы осталась, - прошептала Эмили. - Может быть, навсегда.
- Нет, - возразила я. - И дело не в личных проблемах, а в личности. Ты дитя Нью-Йорка, и твое сердце никогда не примет другой город.
В глазах Эмили промелькнуло беспокойство, которое другие бы не заметили. Я каждый день наблюдала за ней и знала каждое ее выражение лица. И лишь потому, что так любила этого человека, решила не заводить тему и позволить ей подумать, не говоря вслух о своих мыслях.
На следующее утро мы сидели на террасе и завтракали - кофе, тосты и джем на любой вкус. После завтрака отключили к черту все телефоны, когда звонки уже не прекращались, и направились на спа-процедуры. Заказав стоунтерапию, наслаждались горячими камнями и массажем тела.
Еще пять дней прошли, словно в тумане. Мы пили разный кофе, посещали достопримечательности до мозолей на ногах, проводя в гостинице буквально несколько часов, чтобы поспать. Мы даже не завтракали их едой, а ели пищу, которая порой казалась нам странной и непохожей на привычную. С моей семьей все снова становилось на свои места. С ними было легко вернуться в беззаботность и говорить первое, что придет на ум. Однажды мы даже попали на футбольный матч, и когда Ева решила, что она поправляется, купила овощей и ела их вместо бургеров. Посещали места для поцелуев, просто чтобы убедить самих себя, что это нормально, и говорили об соотношении мужского члена и размера обуви. В субботу вечером, когда мы открыли несколько бутылок шампанского и с другой комнаты звучал урок французского, который изучала Оливия, Эмили передала мне лист бумаги, сказав, что это номер моего отца. И если я все еще хочу узнать его, у меня есть такая возможность. Кажется, все недостающие паззлы становились на свои места, и я сжала ее объятьях, понимая, что ей гораздо хуже, чем мне, но эта женщина снова защищает меня и делает все, чтобы я была счастлива, не замечая своих чувств, которые поглощают ее без остатка.