И Митрохин не удержался. Почувствовав, как против воли краснеет лицо, хотел было утерпеть, да не успел, и голос его прозвучал в возникшей тишине — но слитком громко, но достаточно четко.
— Обувки-то нету… — Спохватившись, добавил: —…товарищ главком.
Тот, со своего автомобиля, незамедлительно ухватил цепким взором остолбеневшего от собственной выходки солдата из первой шеренги. Ухватил, вперился и долго не отпускал. Митрохин с ужасом глядел в загоревшиеся недобрым огнем глаза грозного главкома, думая почему-то, что не миновать теперь расстрела за распространение паники, что Фомичев в такой ситуации ничего подобного себе не позволил бы, проявил бы выдержку.
Но Муравьев, поиграв с несчастным в гляделки, вдруг закопошился, завозился там, за бортом автомобиля, затем внезапным движением поднял перед собой пару хромовых офицерских сапог и прокричал:
— Обувки нет? Знаю! Ты прав, герой революция! Так возьми же мои сапоги, не побрезгуй! А твой командующий и в лаптях до победы дошагает…
— Ур-р-ра-а-а!!! — теперь уже дружно, всем строем. Митрохин ощутил, как прихлынули к глазам слезы, и в крике пытался совладать с собою. Одного желал сейчас: чтобы какая-нибудь сволочь покусилась на жизнь главкома, а он, Митрохин, прикрыл бы его своею грудью Или — чтобы главком сейчас, перед строем, приказал пойти на верную погибель за дело революции.
Но никто на командующего не покусился, никакого такого страшного приказа перед строем не последовало, а подошел к Митрохину тот нарядный, в красной черкеске, и — усмехаясь снисходительно — поставил прямо перед солдатом пару отличных сапог, с ноги самого главкома Муравьева.
В автомобиле зааплодировали, в строю снова всколыхнулось «ура!». А Митрохин растерялся и не знал, как быть…
Он плохо помнил, как уехал главком, как прозвучала команда «разойдись!». Теперь его окружили товарищи, поздравляли, шутили, хлопали по плечу.
— Ай да Митрохин!
А ему было не по себе. Как же так? Он, один из всех, простой рядовой Красной Армии, будет щеголять в хромовых сапожках… А другие? Такие же, как он, ничем не хуже его и даже более достойные — они-то как? По-прежнему в лаптях да опорках? А он — в хромовых? Неловко!
— Ну, чего приуныл? — тормошили его. — Радоваться надо, а гы…
— Дай, товарищ, поносить на вечерок, а? — то ли в шутку, то ли всерьез попросил один. — Только покажусь перед Дуняшей, к утру возверну в целости-сохранности.
— Да бери насовсем, — ожил Митрохин. — Бери, не жалко!
— Ты что? Это — не дело, это — брось!
— Бери, говорю! Не впору они мне. В подъеме жмут.
— Жмут, говоришь? — вмешался здоровенный боец, этакий Илья Муромец. — Давай их мне, Митрохин, моя лапа поболе твоей. На мне разносятся, после тебе впору будут.
Вокруг захохотали, понимая, что сапожки эти главкомовские на ножищу шутника-богатыря вообще никак не полезут.
— Нет уж, братцы! Возьмите их от меня, Христа ради. Кто желает, тот и носи на здоровье.
— Ну, Митрохин, не знали мы тебя…
— Ай да Митрохин!
4. КОМАНДАРМ-1
«Предъявитель сего военный комиссар… Тухачевский командирован в распоряжение главкома Восточного фронта Муравьева для исполнения работ исключительной важности по организации и формированию Красной Армии в высшие войсковые соединения и командования ими…» — с таким мандатом прибыл он в июне к новому месту своего назначения.
За плечами остались навсегда невозвратимое детство в скромном имении своего отца-дворянина, Александровское военное училище, оконченное как раз к началу войны, бои в составе лейб-гвардии Семеновского полка, где он служил в чине поручика, отчаянный побег из германского плена, решительный переход на сторону революции и работа в Военном отделе ВЦИКа, а затем должность военного комиссара обороны Московского района. За плечами были неполных три месяца пребывания в рядах партии большевиков и всего двадцать пять лет жизни на этом свете, таком ошеломляюще прекрасном и омраченном столькими злодеяниями…
Главком Муравьев, похоже, надеялся на нового командующего 1-й армией, как на бывшего офицера, и в то же нремя не доверял ему, как нынешнему большевику. И потому, вероятно, попытался поставить над ним опекуна из левых эсеров — командующего Симбирской группой войск Иванова. Ну, это все не так уж трудно понять, поскольку главком сам из левых эсеров. Впечатление он, надо сказать, произвел двойственное: вроде не трус, энтузиазма и энергии хоть отбавляй, но… нет ощущения надежности, что-то настораживает. Торопиться с выводами, конечно, не следует. Повоюем вместе — видно будет.