— М-м-м, — не то стону, не то мычу от переизбытка новых ощущений. — Это не я… тело само, — хнычу позорно, и вместо того, чтобы отбиваться, продолжаю ластиться кошкой. — Ты! Ты виноват…
— Бл***, что же ты такая… отзывчивая, Ирк?! — тихо мычит Игнат. Секунда — и я уже лежу на спине. Селиверстов вминает меня в матрац бедром, не переставая изучать сокровенные прелести, горящие точно в огне.
— Ир, — дышит шумно, рвано, жадно. — Ир, — твердит, точно заклинание.
Теперь уже обе чуть грубоватые ладони непростительно вольно хозяйничают на моем теле. Складывается впечатление, что они везде и всюду. Блуждают по ногам, животу, сжимают грудь, мнут, возвращаются к сосредоточению пожара между ног.
— Ир, — с мукой, бархатно шепчет Игнат.
Дурею от чувств, интимности. Вот как можно сразу протрезветь, если просыпаешься в какой-то пьяной дымке, а тут еще ударная доза дурмана? Вот и я… и хочу, и не могу прогнать этот морок.
Словно под гипнозом рассматриваю лицо истязателя. Крылья прямого носа нервно подрагивают, пасмурные глаза завораживают откровенным, нескрываемым желанием. Тону в серой бездне похоти.
— Игнат, — ерзаю, охваченная огнем, испепеляющим изнутри. — Прошу, — голос надламывается.
Не понимаю, о чем именно прошу. То ли, чтобы прекратил, то ли, чтобы был более решительным.
И он делает еще шаг — его губы опаляют мои. Коротко, жадно, будто пробуя, можно ли?.. Не против ли я? Не этого ли хочу?..
Срывает стон и отстраняется, чтобы увидеть мою реакцию. Непроизвольно подаюсь следом, ведь этого прикосновения пылающему рту катастрофически… жутко мало! А я еще хочу… не раскусила, не напилась… не поняла…
И Игнат вновь припадает — напористей, жарче, властней. Поглощает мои губы своими уверенней, наглее, со смаком и пылом.
Стону от новой мощной волны, расползающейся по телу, точно цунами — она опаляет грудь, мощно бьет в голову. Другой горящий узел пульсирует внизу живота
— томно, требовательно, настойчиво.
Эйфорию дурмана сбивает очередное острое ощущение — Игнат пальцами хозяйничает в моих трусиках, беззастенчиво лаская сокровенное.
Даже не успеваю извернуться, возразить или просто возмутиться — он мягко вторгается, куда раньше никого не пускала, заставив ахнуть и прогнуться дугой. Неприятные кратковременно болезненные ощущения сменяются новыми — приятными и тягучими. А Селиверстов голодными поцелуями продолжает усугублять падение в омут сладкой истомы, лишь ненадолго отрываясь и позволяя глотнуть кислорода. Наглые движения прогоняют по телу щекотливые волны удовольствия.
Ласки становятся более грубыми, но не менее восхитительными.
О, черт! Я и не знала, что такое можно испытывать! Лианг не позволял себе вытворять подобное с моим телом. Он хотел, но не…
Мой очередной вскрик Игнат заглушает губами. Жует мои, а я разрываюсь между «притянуть ближе» и «найти силы и немедленно прекратить пытку» — оттолкнуть соседа прочь.
Меня потряхивает от наслаждения, теряюсь в чувствах, но упираюсь руками в грудь парня и, занимаясь самоистязанием, все же неуверенно пихаю.
— Ир, — мычит с мукой Игнат, — не надо, — бормочет, опаляя кожу дыханием и прикосновением губ. — Не мучай нас, — мягко сопротивляется. Легкими поцелуями прокладывает дорожку по шее, языком скользит по ключице, чуть дольше припадает к выемке между грудей.
Полный швах мозгам! Вместо того, чтобы отталкивать — обвиваю ногой торс, подставляясь под ласки Игната. И он хватается за мою капитуляцию — стискивает бедра так сильно, что опять ахаю, прогибаясь навстречу жалящим губам и зубам.
Реальный ураган! Ударной волной, да с мощью цунами. Блин, сейчас буду стонать так громко, что сбегутся все родственники!
От удовольствия закрываю глаза и закусываю губу, чтобы хоть как-то себя заткнуть. Нужно его остановить…
Боже!
Что творит Селиверстов?!
Его губы на груди. Жадно втягивают со…
О-о-о, нежно прикусывает.
Распахиваю глаза. Одновременно вцепляюсь в волосы парня и тяну выше. Меня надо заткнуть! Не хочу орать на весь дом!
Сама требую поцелуя. Даже хуже — впиваюсь в Селиверстова с таким постыдным пылом, что презираю себя и в то же время благодарю — хоть так не смогу заголосить.
Игнату это нравится. С надрывом хмыкает в рот, углубляя поцелуй — дрожу сильнее, подставляясь под беспредельно, в конец оборзевшие пальцы, толчками меня подводящими к чему-то новому, почти разрывающему на части.
Мне так хорошо. Задыхаюсь от чувств. Почти в Раю…
— Ир, — отрывается от меня сосед, коротко обжигает губы своими, и опять уставляется глаза в глаза, чаруя пасмурной серостью. Его руки продолжают истязать мою плоть сладкой пыткой, доводя до какого-то сумасшествия. — Только скажи, и я…