— Духи, Лиара… с каждым днем всё труднее удерживать эту веру. И черт бы всё побрал… я не представляю, что делать, если однажды проснусь и пойму, что уже не надеюсь увидеть её снова.
Лиара придвинулась ближе, её миниатюрная ладонь скользнула по его капюшону и остановилась на плече. А к другому девушка прислонилась щекой. Она не спешила что-то говорить. Они друг другу не врали. Она тоже боялась, Гаррус знал это, и в её жесте было больше красноречия, чем в любых словах. Она не могла сказать ему «этого не случится», потому что это было бы ложью, она сама недостаточно верила, чтобы говорить наверняка. Но она могла сказать «я с тобой» - именно этими словами были её прикосновения, её присутствие здесь, её склоненная к его плечу голова – обещание поддержки и просьба о ней разом.
Они просидели так не меньше получаса, блуждая в мыслях и продираясь сквозь всё сгущающуюся вязь сомнений и холодного страха.
— Лиара, ты можешь… - его голос прозвучал столь хрипло, что переводчик едва справился со словами, хотя судя по лицу азари, ей не особенно нужны были слова. Она понимала.
Гаррус не сказал ничего больше, и на несколько мучительно долгих минут вновь воцарилась тишина. Лиара смотрела на него, не мигая, и в этот момент особенно заметны становились её болезненно заострившиеся скулы и утомленность, пронизывающая всё тело. Стыд кольнул Гарруса, и он уже открыл было рот, собираясь сказать, что ему это не нужно, но именно в это мгновение азари кивнула и села поудобнее, подобрав ноги, как любила делать Самара во время медитации. Её руки протянулись вперед, предлагая Гаррусу положить лицо в их чашу. Глаза азари стремительно чернели, открываясь той самой вечности, о которой говорилось в азарийском названии слияния разумов. Многим доводилось видеть такие глаза азари, у многих после этого оставались неизгладимые впечатления. Но вряд ли нашлось бы много существ, которые принимали «объятие вечности», чтобы вспомнить.
Мгновение назад вокруг них была заваленная хламом и рабочими инструментами комната, а в следующий миг они оказались посреди звезд. Гарруса всегда немного нервировало это ощущение, он вспоминал, как Шепард рассказывала о своем падении сквозь звезды. Слова необычайно ярко отпечатались в памяти. Но неприятное ощущение не успело разрастись, Лиара подошла к нему и крепко взяла за руку. От её пальцев по телу начала расползаться приятная слабость, она окутала и мозг, делая его более восприимчивым. Гаррус глубоко вздохнул и прекратил сопротивляться вторжению в свой разум.
Стоило сделать это, как окружающая пустота наполнилась ощущениями. Лиара никогда не показывала ему изображений, не давала услышать звуки – это было бы не честно по отношению к доверившей ей свои тайны – но и ощущений было довольно. Гаррус почувствовал, как сердце заколотилось, лихорадочно меняя ритмы, когда всей кожей ощутил веселье Шепард и её смех. Пьянящий коктейль из радости, растерянности и воодушевления. А ещё нотки смущения и неловкости. И добрый, понимающий смех Лиары в ответ. Это был какой-то из их разговоров, не касающихся Жнецов и смертей – понял Гаррус и тут же ощутил подтверждение Лиары.
«Момент, когда я догадалась о вас и спросила».
Они будто стояли на берегу океана, и волны ощущений то откатывались, то вновь обрушивались на них, захлестывая с головой. Гаррус едва не рассмеялся сам, почувствовав новую такую волну, полную веселья и… озорства, а хихиканье прошлось по коже как сотня крошечных иголок. Гаррус никогда бы не подумал, что Шепард могла хихикать. Лиара ощутила его изумление, и от нее донесся отголосок удовольствия и теплоты. Ей было приятно, что какие-то свои черты Шепард показывала только ей одной. Гаррус сильнее сжал руку азари, подтверждая, что так оно и было и благодаря её.
Ни в словах, ни в каких-то действиях он не мог выразить благодарность, которую испытывал к азари за всё, что она делала. За то, что осталась тогда на Цитадели вместе с ним; за то, что в ответ на его полубезумное «мы должны вернуть её» не стала увещевать, отговаривать, объяснять, почему это невозможно – а лишь кивнула; за то, что смешивала для него безумные коктейли, способные свалить с ног, когда ему требовался сон, и за то, что после пробуждения не давала ему сойти с ума; за то, что была настолько великодушна, что делилась воспоминаниями… особыми воспоминаниями азари, в которых навсегда оставалась крупица чужой личности… крупица Шепард.
…когда мрак космоса постепенно истончился, и вокруг снова появилась захламленная комната, они ещё какое-то время сидели молча. Заходящее солнце ярко подсвечивало задернутые занавески и по ту сторону виднелись движущиеся тени Жнецов.
— Ты все время чувствуешь… так? – спросил Гаррус, и его голос как будто совсем не пошатнул тишину. – Так…живо.
— Не уверена, - ответила Лиара после продолжительной паузы, на её лицо легла тень задумчивости.
— В каком смысле? – Гаррус оперся локтем о спинку дивана и повернулся так, чтобы лучше видеть собеседницу. – Имеешь ввиду, что обычно «объятия вечности» не для воспоминаний? – он попытался ухмыльнуться, но получилось довольно посредственно и не натурально.
Теряешь навык, Вакариан.
— Возможно… - повела плечом Лиара. - …может, у меня просто мало опыта. На самом деле подобным образом я показывала свои воспоминания только Шепард, тогда перед… - она запнулась - …перед штурмом. Она тоже показала мне свои. Но то, что видел ты, произошло много раньше. Не знаю, как у меня это получается.
Какая-то беспокойная мысль промелькнула в голове Гарруса, но он не успел ухватить её. Турианец подался вперед, продолжая разговор и ловя взгляд Лиары.
— Но у тебя должны быть теории. У доктора Т’Сони всегда есть теории.
— Толку от них… - пробормотала она, скривив губы, но потом, взглянув на Гарруса, вздохнула и кивнула. - ..но да, теории у меня есть. Сколько угодно. Одна из них заключается в том, что эффект… её присутствия в этих воспоминаниях достигается тем, что мы оба хорошо её знали и были к ней очень привязаны. «Объятие вечности» объединяет разумы, и наши воспоминания как бы дополняют друг друга. Или, возможно, это эффект Горна. Возможно, наш мозг получил больше… операционного ресурса. Мы запоминаем всё куда лучше, чем способны воспринять. На самом деле «идеальная память дреллов» - это не память как таковая, а их широкие возможности обращаться к ней.
— Теперь все мы немного дреллы? – Гаррус слегка толкнул Лиару плечом, она улыбнулась в ответ, и черты лица разгладились ненадолго.
— В чем угодно, но не в философии. Думаю, Тэйн бы нас не одобрил.
— Вероятно так, он порой бывал тем еще фаталистом, - Гаррус поймал Люка, вознамерившегося спрыгнуть с дивана на пол. Зверек затаился в клетке длинных, когтистых пальцев. – Хотя оно и понятно. Учитывая, что его ждала неминуемая смерть, и он знал: ничто этого не изменит. – Турианец взглянул на азари. – Ты когда-нибудь задумывалась, насколько по-разному это должно ощущаться? Мы лишь допускали, что можем не вернуться с миссии, но у нас всегда был шанс. Не зевай, не мажь, не подставляйся, прикрывай команду – и она прикроет тебя. Тогда вернутся все.
— Да, - задумчиво кивнула Лиара, подтягивая колено к груди. – Смерть была возможностью, но не неизбежностью для нас. Всегда. Хотя иногда её… тень нависала слишком низко. – Она вдруг усмехнулась, бросив на Гарруса лукавый взгляд. – Впрочем, большинство находило отличные способы забыть о ее присутствии.
— Ты о чем? – не понял Гаррус, хотя и почувствовал, что слова с подвохом.
— Много о чем, - фыркнула азари, сверкнув глазами. – Например, о том разе, когда вы с Шепард не нашли в себе сил дойти до лифта и свили любовное гнездышко в Кодьяке, а бедняга Кортез, вернувшийся с обеда раньше остальных, уговаривал Вегу пойти и выпить с ним еще по чашечке кофе.
Гаррус уставился на Лиару недоверчиво, но не видя на её лице признаком лжи, расхохотался.
— Черт, кажется, я задолжал Кортезу выпивку.