— С вами хочет поговорить уполномоченный по размещению уцелевших, насчет детей, которых вы спасли, - доброжелательно ответила безымянная женщина. – А доктор Т’Сони должна осмотреть протеанский артефакт, который они нашли.
— Протеанский артефакт? – Гаррус, наконец, смог вытолкнуть раздражающую боль на периферию сознания и сконцентрировался. – Что за артефакт?
— Не знаю, офицер, я его не видела. Приходите. Хорошего вам дня.
Гаррус еще раз сообщил безучастному потолку все, что думает о телефонах, связистах и реальности в целом и стащил себя с кровати. Тело ломило, желудок голодно ныл, а горло скребло характерной жаждой. Комната Лиары была в противоположном конце коридора, а показалось, что на той стороне галактики.
— Эй, Ли, - хрипло позвал Гаррус, пару раз шарахнув в дверь кулаком и явно не рассчитав силу, - просыпайся, хренов долг зовет.
В ответ из темных недр комнаты раздалось нечленораздельное бормотание и лепет Глифа о предпочтительной продолжительности сна, который Гаррус проигнорировал.
— Ли, просыпайся, - проворчал турианец, входя в комнату.
Под ногу подвернулся какой-то ящик, его угол как назло попал ровно в сочленение пластин, заставив Гарруса зашипеть от боли и зло пнуть дрянную коробку. Послышался грохот. Потом – стон Лиары, она накрыла голову подушкой и свернулась клубочком под одеялом.
— Я мертва до вечера, - просипела она, прижимая подушку к уху.
— Черта с два, - Гаррус сдернул с неё одеяло и, беспардонно ухватив за лодыжку, потянул на себя, заставляя распрямиться. Лиара вяло запротестовала, но проснуться это ее не заставило. – Давай, Серый Посредник, пора заниматься посредничеством.
Гаррус поднял сонную азари на руки, донес до душа, прислонил к стене, аккуратно придерживая за плечо, когда она, жмурясь, жалобно захныкала, переступая босыми ногами на ледяном кафеле…и включил воду.
Квартиру огласил яростный и полный возмущения женский визг, а затем недовольное ворчание турианца, которого поток биотики приложил плечом о противоположную стену.
— О, богиня! – воскликнула Лиара с тем самым выражением, которое его когда-то так смешило. – Ты совсем охренел, Вакариан?!
Лиара редко ругалась. И еще реже называла его по фамилии. Гаррус поморщился, отгоняя ассоциации. И то и другое было куда более свойственно Шепард, память тут же с садистской любезностью развернула целый калейдоскоп воспоминаний, в которых фигурировали утро, душ, веселые препирательства и нежелание покидать каюту.
Настроение испортилось окончательно.
— Нам надо успеть в управление до обеда, - сказал он, бросив азари полотенце. – Что-то насчет давешних детей и протеанских артефактов.
— Артефактов? – Лиара моргнула, зевая и встряхивая головой, будто так можно было избавиться от остатков сна. Ручейки воды бежали по её заспанному лицу, капли дрожали на длинных ресницах. – Что з…
— Ничего больше не сказали. Давай, открывай глаза, доктор Т’Сони, я посмотрю, что осталось из еды и поедим.
С этими словами он покинул ванную, закрыв за собой дверь.
***
В управлении всегда было шумно и многолюдно. Сотрудники и посетители суетились, то и дело вступали в споры и проносились по коридорам, будто опаздывая на пожар. Сейчас эта бестолковая беготня очень раздражала Гарруса, болезненными вибрациями отзываясь в голове и нашептывая советы о выстреле в воздух из дробовика для прекращения броуновского движения.
К счастью додумать эту мысль турианцу не дали. Не прошло и четверти часа с тех пор, как Лиара исчезла в противоположном конце коридора, когда из дверей напротив выскользнула девочка-секретарь. Судя по её виноватому виду и опаске, с которой она посматривала на турианца, что-то было не так.
— Офицер Вакариан, добрый день, - затараторила она, сцепив пальцы в крепкий замок. – Простите, пожалуйста, но пока офицера Ларсон нет. Её в срочном порядке вызвали к начальству, подождете? Она очень хотела что-то с вами обсудить.
— Разумеется, - кивнул Гаррус, постаравшись, чтобы голос звучал менее угрожающе. Шепард как-то говорила, что ей нравятся вибрирующие и рычащие ноты его голоса, но многим людям это казалось угрожающим. – Когда она вернется, вызовите меня, я подойду. Дети все еще в больнице? Схожу взглянуть на них.
— Да, мальчика еще не поставили на ноги, - кивнула девушка, украдкой выдохнув, - но он быстро идет на поправку, его жизнь вне опасности. Его сестра и их друг наверняка там. – Секретарь улыбнулась, мимолетно, но тепло, - они все время там. Им пытались запретить, но они как-то ухитряются всё равно туда пролезать. Но врачей слушаются беспрекословно, так что им разрешили с ним сидеть. От этого куда меньше шума, чем когда их пытались там найти и изловить сотрудники центра размещения беженцев.
Гаррус усмехнулся, вспомнив, как на «Нормандии» они брали в осаду лазарет, когда желали убедиться, что с Шепард всё в порядке после миссии. Да и она – если верить Джокеру – была близка к штурму обители доктора Чаквас, когда сам Гаррус поймал лицом ракету. Турианец непроизвольно потер искалеченную половину лица, на секунду с пугающей яркостью ощутив на ней теплую ладонь любимой женщины.
— Офицер? – голос секретаря выдернул его из воспоминаний, и турианец с недовольством отметил, что совершенно не слышал, что она только что сказала. Будь они сейчас на поле боя, такое отвлечение закончилось бы для него пулей в голове. – Вы в порядке? У вас такое лицо… или…простите, я не очень разбираюсь в турианской мимике, мне просто показалось…
— Не беспокойтесь, - Гаррус попытался улыбнуться, но судя по лицу девушки, она сочла это скорее оскалом. – Я в норме. Вызовете меня, когда Ларсон вернется.
Не дожидаясь новой неловкой реплики, он отправился дальше по коридору, пытаясь отрешиться от мыслей и воспоминаний и не слишком преуспевая в этом. Память стала его проклятьем, она словно обрела свой собственный, ненавидящий его разум и то и дело распускала когти глубоко внутри, оставляя на сердце глубокие, пульсирующие царапины. В такие моменты буквально всё напоминало о Шепард и том времени, что он провел рядом с ней. С самой первой встречи на ступенях Президиума и до последнего момента, до её последнего прикосновения, до последнего «буду любить вечно». Взгляд турианца цеплялся за пробегающих мимо женщин: эта такого же роста, а у этой похожая прическа, но неправильный цвет волос; тот солдат знакомо скрещивает руки на груди, говоря с врачом, а в боковом коридоре кто-то в задумчивости застыл, опираясь на перила – точь-в-точь как Шепард в доке после вечеринки… она тогда сказала, что, быть может, вечеринка была последней. Нестерпимо хотелось ударить по чему-нибудь кулаком. Прямо как тогда, после Алкеры. Нескончаемое дежа вю.
Но тогда, на Омеге, Шепард появилась, и была вовсе не галлюцинацией. Гаррус снова и снова напоминал себе об этом. Если возможно один раз, возможно и второй. Хотя сейчас увидеть её хотелось столь нестерпимо, что турианец согласился бы и на галлюцинацию.
Резкая боль пронзила ладонь, и Гаррус споткнулся. Он замер посреди коридора и с удивлением взглянул на руку. Когти впились в ладонь, разодрав кожу и окрасившись синим. Память снова колыхнулась, начав формировать образ того, как он дразнил Шепард, проводя когтями по мягким изгибам её тела, почти оставляя отметины…а иногда и оставляя их. Это заставляло её дыхание сбиваться, а глаза наполнялись жаром и…
Турианец дернул головой, прислонился к стене, пытаясь абстрагироваться от этой памяти. От какой бы то ни было памяти. Он шел взглянуть на детей, которым дал обещание. Важное обещание.
Гаррус глубоко вздохнул и быстро пошел дальше. Нужное ему отделение оказалось совсем недалеко, и дежурный санитар указал палату. Подойдя ближе, Гаррус замедлил шаг и посмотрел внутрь сквозь большое окно. Хоаким уже пришел в себя, и они с Арсусом оживленно о чем-то болтали, жестикулируя и ухмыляясь. Гаррус не слышал слов, но сейчас они были похожи на детей. Возможно, впервые. Это вызвало улыбку: раз они могут так смеяться – значит, хоть что-то от прежней жизни война в них пощадила.