Это слово, появившись в сознании, всколыхнуло волну иррациональной неприязни, подобную той, которая долгое время мешала воспринимать нормально Кайдена, и Гаррус едва не рассмеялся над собой вслух.
Ревновать свою мертвую подругу к первому попавшемуся парню, которому хватило мозгов понять, что она была большим, чем агитка Альянса… то, что надо, Вакариан. То, что надо!
Они ещё немного поговорили на отвлеченные темы, и хоть Гаррус пытался вернуться к интересующему его вопросу, у него не вышло. Хоперс не юлил, но каждый его ответ нес на себе отпечаток непроизнесенного «я не хочу об этом говорить». В конце концов, Гаррус собрался обратно к дому.
Спускаясь, он случайно задел локтем коробку и уже интуитивно напрягся, ожидая услышать через несколько секунд оглушительный грохот, но его не последовало – вместо этого коробка, объятая синим свечением биотики, всплыла обратно на крышу и плавно опустилась возле Хоперса. Турианец приподнял бровь.
— А с земли ты её сам поднять не мог?
— Да мог конечно, - как ни в чем ни бывало отозвался парень и вновь улыбнулся открытой, располагающей улыбкой, - но знаешь ведь как говорят: совместный труд объединяет.
Гаррус хмыкнул, но ничего не ответил, спускаясь по лестнице. Совместный труд и правда объединял. Он своими глазами видел, как стремление Шепард добраться до Сарэна загнало на «Нормандию» представителей самых разных рас, и как эта непростая и опасная задача день за днем сводила на нет их противоречия. Гаррус помнил, как смягчалась ксенофобия Эшли; как Адамс, поначалу подозревающий Тали в воровстве секретов Альянса, стал по-настоящему полагаться на неё и ценить ничуть не меньше остальных в своем отсеке; как сам Гаррус и Рэкс перешли от глубокой неприязни к товариществу, которое позволяло им воевать плечом к плечу без малейшей мысли о том, надежен ли прикрывающий… Да, совместный труд несомненно объединял. С той охоты на Сарэна и до финального броска, когда Шепард своим решением поставила в этом объединении последнюю, ослепительную точку.
Он стоял на крыльце, и расфокусированный взгляд скользил по окрестностям, тогда как разум вернулся в воспоминания. Гаррус любил то время на первой «Нормандии», когда все они, не смотря на опасные миссии, были беззаботными и молодыми, лишь изредка ощущая на затылках холодное дыхание темного космоса и его обитателей. Хорошее было время.
А потом Шепард умерла, и в каком-то смысле все они умерли вместе с ней. Тот Гаррус, та Лиара, Тали и Кайден… - Алкера забрала их всех. Эта равнодушная, мертвая планета притянула к себе их души и выморозила из каждого что-то важное. Насчет Кайдена и Тали Гаррус не был уверен, но у них с Ли Алкера забрала идеализм. На протяжении многих месяцев на Омеге Гаррус с трудом узнавал самого себя, он сменил имя, и это было только частично продиктовано конспирацией. Не меньшую роль сыграло и то, что он больше не видел привычного себя в зеркале, того самого себя, которого все знали под именем «Гаррус». Так продолжалось долгое время, и только Шепард удалось перекинуть мостик между тем, кого раньше называли этим именем и линчевателем с Омеги.
Да и Лиара… Гаррус вздохнул, вспоминая, как шокировала его встреча с азари на Иллиуме. Он ничего не сказал тогда, но не мог отделаться от навязчивой идеи о подмене. Сидящая напротив них азари ничем, кроме внешности, не напоминала ту потерянную девочку-археолога, которая пряталась за дальней дверью в вотчине доктора Чаквас. Наивность и открытость исчезли из синих глаз, улыбка казалась вымеренной по линейке, каждое движение идеально просчитанным, ни один мускул ни выражал больше, чем пожелала бы хозяйка. Даже голос, казалось, изменился. Этот голос тогда надолго оставил внутри горьковатое эхо, звенящее в пустоте тех двух лет, которые всё разделили на «до» и «после». Гаррусу потребовалось много времени, чтобы увериться, что за этой идеальной, ледяной маской самоконтроля и мягкой жесткости скрывается всё та же девочка-археолог, угодившая в протеанскую ловушку – пойманная в паутину собственной любознательности, буквально.
— Ты чертовски сильно её обидел, ты же понимаешь? – сказал Гаррус, не оборачиваясь. Тонкий слух, унаследованный от хищных предков, позволял ему без труда отличить шаги протеанина, от легкой поступи азари.
— Да, - Явик встал рядом, опираясь о перила. Гаррус бросил на него мимолетный взгляд и заметил, что в протеанине что-то изменилось. Теперь его мрачное спокойствие выглядело иллюзорным, будто тонкое стекло, за которым легко читались смятение и ожесточенная борьба противоречивых чувств. Впрочем, голос звучал по-прежнему жестко. – Моя честность была проявлением уважения. Но полагаю, в данном случае она оказалась излишней.
— Похоже, за 50 тысяч лет мозги у тебя всё же усохли, - проворчал Гаррус, постукивая когтями по дереву. – Дело было не в том, что ты ей об этом сказал, – хотя это тоже мудатский поступок, – а в том, что ты собирался это сделать.
— Моё время ушло, Гаррус.
— Да засунь свою философию… - скривился турианец. – Жизни нет дела до всей этой херни. А ты жив. Так уж вышло. Черт его знает, почему. Тебе наверняка паршиво, хотя мне не понять насколько, никому из нас не понять. Но уже есть так, как есть, и иначе не будет, если только где-нибудь не завалялась машина времени. - Гаррус дернул плечом и нахмурился, чувствуя, что сдерживаемый всё это время гнев постепенно захватывает его. - Можешь заползти в нору и сдохнуть, как собирался. А можешь попытаться жить дальше. Уверен, тебе найдется дело в новом мире. Протеанские культура, история, технологии – все это для нас загадка, пройдет ещё уйма времени прежде, чем мы научимся взаимодействовать со Жнецами в достаточной мере, чтобы получить ответы. Ты мог бы пригодиться. Как и в том, чтобы помочь тем из Коллекционеров, которых пробудили Левиафаны. Не думал, что им сейчас ещё поганей, чем тебе? Ты-то хотя бы не превращался в безвольную марионетку, с помощью которой уничтожалась собственная раса, а потом и многие другие. Или ты мог бы помочь Ли написать её книгу, хотя бы. - Он посмотрел Явику в глаза – Куча вариантов. Прекращай себя жалеть.
Гаррус ожидал, что Явик оскалится и скажет в ответ что-нибудь ядовитое, но его голос прозвучал неожиданно спокойно:
— Странно слышать призывы смотреть в будущее от того, кто не готов к этому сам, – в словах не слышалось ни гнева, ни попытки поддеть, лишь констатация.
Гаррус криво усмехнулся и качнул головой.
— Стал бы я это говорить, если б не знал, о чем речь?
После этого надолго воцарилась тишина. Оба мужчины стояли плечом к плечу – почти как в старые времена, когда Шепард нередко брала на миссии именно их двоих, и каждый думал о своем. В конце концов, Гаррус негромко сказал:
— Я думал о том же, о чем и ты, знаешь?
— И что тебя остановило?
— Понимание, что это было бы вершиной неуважения, к тому, что Шепард сделала для всех нас. А ещё Лиара.
— Неужели? – голос Явика неуловимо изменился, и Гаррус едва не расхохотался, слыша эти до боли знакомые интонации. Но всё же ответил он серьезно.
— Да, Явик. Лиара всё это время помогала мне, мы долго искали зацепки, думали, что Шепард могла остаться в живых. Если бы Ли не было рядом – я бы тут сейчас не стоял.
— Судя по тому, что она рассказала о вашем проекте – ваши поиски оказались бесполезны.
Гаррус хотел было согласиться, но в последний момент помедлил. Он вновь вспомнил детей с Цитадели. Они спасли их – уже одно это означало, что всё было не бесполезно. К тому же именно у них был диск памяти. А ещё они оказались настолько сильными, что у них даже нашлось немного силы, которой можно было поделиться. Гаррус вспомнил, как наблюдал за рисующей Изабель, и это воспоминание теплом отозвалось внутри. Глядя на них, умирать не хотелось - хотелось прикладывать силы, чтобы они выросли и жили в лучшем мире, чем сейчас, хотелось жить самому.