Гаррус быстро нашел «место преступления». Всё тут пребывало в разрухе и грозило в любой момент обвалиться. В центре помещения зиял провал, с одной стороны от него виднелась какая-то колба, а с другой что-то вроде помоста с магнитными катушками. Их требовалось изучить, но взгляд Гарруса притягивал провал. От этого ощущения внутри разливался холод, а горло сдавливало. В голове роились мысли о том, что это неспроста, что именно здесь Шепард приняла свое решение. В этом самом месте.
…именно там нашла его Лиара. На краю этого провала, казавшегося бездонным. Она пришла и села рядом, переплетая их пальцы, прямо как сейчас. Она ничего не сказала. Ничего не сказал и он. Они просидели на той платформе несколько часов, а потом ушли вместе.
Того прикосновения было достаточно, чтобы понять многое. Куда больше, чем Гаррус обычно мог понять по представителям других рас, даже если они были его друзьями. Может во всем виноваты чертовы микросхемы, а может разделенная боль открывала глаза на то, что раньше оставалось скрытым. Он не знал. Ему было не интересно. Единственное, что он знал наверняка так это то, что сидя на том обрыве и чувствуя присутствие Лиары, он впервые за долгое время смог вздохнуть. Всего на секунду ощущение пальцев, сомкнутых на горле, ослабло. Всего на секунду он ощутил … надежду? Тень того чувства, которое внушала ему Шепард. Не отчаянное, яростное упрямство, запрещающее думать о том, что всё действительно может закончится так, а что-то большее. Что-то более сильное и более светлое. Возможно, это было «у нас получится» вместо «я не сдамся!». Тогда он не желал разбираться в выражениях лиц собственных внутренних демонов, ему просто понравилось ощущение. Именно поэтому он не отпустил руку Лиары. Поэтому, покинув обломки Цитадели, они вместе вернулись в дом, который он занимал на Земле. Именно поэтому всю следующую ночь он показывал Лиаре схемы, чертежи и примерные планы, обрывки ткани, снимки пятен крови, следов, найденный пистолет Шепард и каждую мельчайшую зацепку, которую успел обнаружить.
Лиара не перебивала и не смотрела на него с сожалением. Она слушала внимательно и изредка задавала скупые, уточняющие вопросы. А в её позеленевших глазах он видел отражение собственного взгляда.
Двое, застрявшие в прошлом.
========== Сон и бессонница ==========
— Надо что-то с этим сделать, Гаррус, - осторожно сказала Лиара через некоторое время, когда уже готовила для них обоих кофе. Вернее то, что все ещё по привычке им называли. «Синтетическая дрянь» - сказала бы Шепард. Хотя в нынешних обстоятельствах весь мир стал немного «синтетической дрянью». – Такой график сна тебя убьет.
— Ну, мы пока что вообще не знаем, что убивает, а что нет, с учетом изменившихся условий, - пожал плечами Гаррус, не поднимая головы от планов Цитадели. Во время боевых действий её так искарежило, что разобраться, где теперь отмеченные на картах места, оказалось очень непростым делом.
— Не меняй тему, - велела Лиара тем самым особым тоном, который нельзя было игнорировать. Его кружка встала на стол с тяжелым звуком.
Гаррус вздохнул и поднял глаза на хмурую азари.
— Я не против сделать что-нибудь со всем этим, Ли, но я ничерта не знаю, как. Если у тебя есть идеи, я весь - внимание.
Лиара посмотрела на него со смесью досады, раздражения и чего-то ещё… сопереживания, возможно. Гаррус выдавил из себя фальшивую улыбку и протянул руку, коснувшись локтя азари.
— Обещаю, я не подохну от какого-то нарушения сна. Не раньше, чем мы найдем ответы.
«Не раньше, чем вернем её» - эти слова остались непроизнесенными, но повисли в воздухе. Лиара собиралась что-то сказать, но у нее не было идей, так что она вернулась к своему завтраку.
Гаррус вздохнул. Последний раз он спал перед тем, как они прилетели на Землю. Та ночь на капитанском чердаке была ни на что не похожа, и казалось, что от накала эмоций начнет мигать свет. Шепард рвалась в родной мир и боялась вновь оказаться там. Боялась увидеть и не узнать. В ней кипели гнев и ярость. Наружу рвался весь мрак, который она уносила с собой с каждой горящей планеты, на которой они побывали.
Но кроме того в ней огнем горело предвкушение и ликование – не темное, как бывает перед местью - а то, которое означает надежду. Это был решающий порог, и хоть они не говорили об этом вслух, Гаррус видел, что она позволяет себе робкие мысли о том, что будет «после». Эти мысли наполняли внутренним светом её глаза и разжигали его собственную надежду и веру в победу. Он тоже хотел заорать в потолок, веля Джокеру заставить «Нормандию» прибавить ходу. Он тоже хотел скорее покончить со всем этим. Противостояние со Жнецами – даже если отсчитывать его от Иден Прайм – не длилось долго по галактическому календарю, но заняло целую вечность. Гаррус хотел увидеть, как оно завершится, он хотел увидеть мир. И обнимая Шепард в ту ночь, он мечтал о том, что в следующий раз обнимет её так уже после победы. Может, её волосы всё ещё будут хранить в себе запах копоти и оружейного дыма, может они оба будут все в бинтах и повязках, но на календаре уже будет мир.
Время, когда можно будет, наконец, избавиться от притаившегося глубоко внутри страха за хрупкую, немного безумную женщину, совершающую невозможные вещи с обманчивой легкостью… время, когда ему не придется делить её с этой проклятой войной. Время, когда она будет принадлежать только ему.
Последние слова он в ту ночь пробормотал вслух, заставив Шепард смеяться и вовлекая её в страстный поединок за главенство. Поспать им удалось не так уж много – ровно столько, чтобы выспаться и не терять сосредоточенности в бою – но это был хороший сон. Последний хороший сон для него.
Когда проклятущий Мако взорвался, едва не похоронив их с Явиком под собой, Шепард среагировала мгновенно, затолкав их в «Нормандию» раньше, чем Гаррус успел толком что-то понять. Возможно, виной тому был болевой шок, который свалил его с ног секунд через тридцать после того, как шлюз закрылся. Он не видел, как лазер Жнеца выкашивал бежавших к Каналу, и зеленой вспышки, навсегда изменившей Галактику, он тоже не видел. Его окружал метущийся мрак, беспокойный, полный вспышек и обрывков образов и звуков. А еще слова Шепард: «ты же знаешь, что я люблю тебя. И буду любить вечно». Они повторялись и повторялись бесконечное количество раз, слово «вечно» раскаленным болтом ввинчивалось в мозг. Слишком похоже на прощание.
А после он пришел в себя в медотсеке, и страх пронизал его с ног до кончиков гребней. На это потребовалось всего несколько секунд и вид доктора Чаквас, которая буквально сбежала из собственной вотчины, только он открыл рот для вопроса. Больше он не заснул.
Нормандия совершила аварийную посадку на какой-то неизвестной планете: связь барахлила, системы сбоили, а еще на всём вокруг появились какие-то странные переливающиеся символы, напоминающие микросхемы, и глаза у всех позеленели. Глаза и визор Сузи. Это определенно означало, что команде «Нормандии» предстояло много работы, за которую тут же и взялись. Гаррус присоединился, игнорируя требования доктора Чаквас. Ему нужно было себя чем-то занять, потому что мысли о том, что случилось на Цитадели, сводили с ума.
Коммуникации восстановили в первую очередь, и Гаррус склонился над креслом Джокера, когда тот настраивался на каналы Альянса. Сузи тогда посмотрела на него и даже приоткрыла губы, видимо, собираясь сообщить о тахикардии, но почему-то промолчала. Возможно, она в самом деле стала куда ближе к живым, чувствующим существам. Впрочем, тогда Гаррус был далек от подобных рассуждений. Он весь обратился в слух и молил Духов о том, чтобы голос, прорывающийся сквозь шум помех, оказался голосом Шепард. Или голосом Андерсона, который скажет, что коммандер уже всюду разыскивает свой беглый корабль…