4
Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:
Я уже несколько лет ловил и сажал бритоголовых. Но до случая с сирийцем у меня было ощущение, будто все это — моя личная маленькая война. И никому, кроме меня, это неинтересно. А той весной все наконец изменилось. Резонансу дела был по-настоящему громкий.
Убийство сирийца стало первым из громких убийств того года. К лету убийства и нападения пошли чуть ли не еженедельно. Но раздавленный колесами поезда студент был первым.
Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:
Этот парень оказался то ли сыном, то ли племянником какого-то важного дипломата. Шкуру тогда спустили со всех, кто занимался молодежным экстремизмом. Работа началась круглосуточная и без выходных. Зато через какое-то время нам удалось найти свидетеля, который сообщил, что в избиении участвовали парни с кличками Комар и Лягуха. А непосредственно спихнул сирийца под поезд человек по кличке Вольтрон.
Все трое были нам известны. Раньше парни состояли в «Шульц-88», но по тому делу приземлить их не удалось. Может быть, подумал я, получится что-нибудь сделать с ними хоть сейчас?
Самый интересный из них — Вольтрон. С детства он был футбольным фанатом и ездил на выезды. Где-то по пьяни попал под поезд, и ему отрезало ногу. Полез переходить пути не в том месте и не успел отскочить. Говорят, скрип железных колес о рельсы и грохот налетающих друг на друга вагонов были слышны даже на соседней станции. Нормально? Двадцать лет, а уже без ноги! Сперва Вольтрон, конечно, жестко забухал, но потом взялся за себя. Постепенно научился ходить с протезом. Занялся спортом. Много тренировался и теперь мог не только засветить своей колобахой кому-нибудь в лоб, но даже стал членом молодежной сборной страны по футболу среди инвалидов.
При этом он как носил свастики, так и продолжал их носить. Когда-то Вольтрон был членом бригады «Toten Kopf». Потом Муху, который был у них за лидера, посадили и бригада развалилась. Вольтрон полностью сосредоточился на футболе и какое-то время в поле моего зрения не попадал. А теперь свидетель мне говорит:
— Я видел, как сирийца под поезд отправил Вольтрон.
— Ты точно видел? Своими глазами?
— Точно-точно! Вот этими самыми!
Нам что? Есть показания — будем задерживать. Едем, берем Вольтрона, но он сразу заявляет:
— Никого я не толкал! Бить — да! Признаю — прыгнул. Но под поезд точно не толкал!
— Странно было бы, если б ты вдруг сам на себя стал вешать убийство!
— Да нет! Вы не понимаете! Тут ошибка какая-то! Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО его не толкал.
— Да? А вот оформлять тебя мы будем именно за это.
— Оформляйте. Но имейте в виду: это несправедливо!
Я тогда ему сказал:
— Знаешь, Вольтрон, я не в курсе, ты его толкал или нет. Но не тебе говорить о справедливости. Доказать в суде оперативную информацию я, конечно, не смогу. Но косяков на тебе — целая куча! Я точно знаю, когда и сколько раз ты в метро бил негров. И не только негров. И не только в метро. Пусть там нет ни заявы, ни свидетелей — но эпизоды-то есть, понимаешь? Так что насчет справедливости — давай не будем. Если сейчас тебя свидетели оговаривают — может быть, это и незаконно. Но уж точно справедливо! Потому что когда-то ты ведь должен расплатиться и за свои старые грешки, доказать которые я никогда не смогу. Понимаешь?
Впрочем, скоро выяснилось, что толкнул сирийца все-таки совсем другой парень. Через два месяца Вольтрон вышел на свободу. Просить за него тогда приезжал президент их спортивного клуба. У меня все-таки была надежда Вольтрона приземлить. Кроме сирийца на нем были еще кое-какие грабежи. Но пока я занимался другими делами, в одной из следственных бригад дело по грабежам просто потерялось.
Я несколько раз к ним приезжал, просил: ну что вы делаете, а? Но — дело потерялось, следователь уволился, концов не найти. Не знаю, кому именно там заплатили, но жалко до сих пор. Можно было бы хоть за это его посадить.