— На фига тебе, Юля, этот Ваффен? И ты, и я — мы оба знаем, что ты девушка Шульца.
— Раньше была его девушкой. Но это в прошлом. А теперь я девушка Ваффена.
Как я понял, встречаться с Юлей Ваффен пробовал, еще пока Шульц был на свободе. Но тогда это было нереально. Никто не мог отбить девушку у лидера бригады. Он был полный параноик и дико доставал Юлю своей ревностью. Мог сидеть и молча целый день кидать нож в стену. Когда до него дошли слухи об ее отношениях с Ваффеном, жестко отпизжены были оба... И после этого Юля поняла, что с Шульцем пора подвязывать.
Впрочем, рассказывать все это Юля тогда мне не стала. А настаивать я не стал.
— Хорошо, — сказал я. — Твое дело. Можешь не объяснять. Я дам тебе свидание с Ваффеном, но ты взамен должна будешь дать мне полный расклад по Шульцу.
Свидание с Ваффеном она получила. Больше того: через некоторое время она родила ему ребенка. Еще пока он находился под следствием, они поженились. Шульц, конечно, у себя в камере бросался на стены. Юлька иногда ему звонила. Он говорил, что простит ей измену и чужого ребенка, но с Ваффеном она должна расстаться.
2
Шульца арестовали в конце октября 2003 года. К февралю 2004-го следствие было закончено и дело передали в суд. Спустя еще месяц начались первые слушания. Несколько раз заседания переносились, а срок содержания Шульца под стражей продлевался. С весны суд перенесся на конец лета... а потом на осень... а потом на весну уже следующего года... а потом опять на осень. Шульц продолжал сидеть в «Крестах».
Он мечтал о стремительных атаках и сокрушительных ударах. А в результате сел, причем даже не в тюрьму, а в пропахший мочой следственный изолятор. Стал не то чтобы пленником режима, а как бы провинившимся юнкером на гауптвахте. Отец иногда приносил ему небольшой кусочек сыра на бутерброд.
Говорил, что на большой кусочек у него не хватает денег. Мать (давно живущая с отцом в разводе) предлагала покаяться, исповедаться христианскому священнику.
Он не мог понять: неужели насчет раскаяния она всерьез? Что общего может быть у него с этим Распятым? С отказавшимся от борьбы и умершим молча Богом христиан? Если бы умирать пришлось ему, молчать бы он точно не стал! Как только ему дали бы нести крест, он бы тут же использовал его как дубинку! С собой в могилу он унес бы как можно больше врагов... Он закрывал глаза и представлял, как бы все это было. А потом открывал — и опять оказывался в пропахшем мочой следственном изоляторе. Матери он сказал, чтобы больше не приходила.
Заседания назначались, длились десять минут и переносились на новую дату. Конца всему этому было не видно. Обвинение утверждало: подсудимый Дмитрий Бобров — самый что ни на есть экстремист. Почему это он экстремист? — задирала брови защита. А как же? Обвинитель открывал шульцевский журнал и тыкал туда пальцем: в издаваемом подсудимым Бобровым журнале употреблено слово «жиды». Защита пожимала плечами: у Достоевского тоже встречается слово «жиды». Судья бил молотком по столу и объявлял: заседание откладывается до момента, когда будет точно установлено: встречается ли у Достоевского слово «жиды».
Спустя два месяца эксперты отчитывались по результатам проведенной экспертизы: да, у Достоевского встречается слово «жиды». Но в другом контексте. А у Боброва это слово, безусловно, является экстремистским и оскорбительным. Судья кивал и приобщал результаты экспертизы к материалам дела. Обвинение развивало и закрепляло успех: нельзя ли провести также экспертизу слов «хачик», «кавказская гнусь», «поганое жидовское племя», «чурки», «твари» и «черные свиньи»? А то подсудимый Бобров может заявить, что у Достоевского и эти слова встречаются.
Шульц по-прежнему сидел в следственном изоляторе. По слухам, он похудел на двенадцать килограммов. Прошло еще два месяца, и результаты экспертизы были наконец готовы. Нет, отчитывались эксперты, слова «хачик», «кавказская гнусь» и прочие из предоставленного списка у Достоевского не встречаются. И в приведенном тексте все они, безусловно, являются оскорбительными и призывающими к расовой вражде. Судья кивал и приобщал результаты экспертизы к результатам дела.
Кто его знает, сколько бы все это продолжалось в том же духе. Возможно, что очень долго. Да только летом 2004-го кто-то решил ускорить ход событий.
3
19 июня 2004 года. Суббота. Квартира этнографа, специалиста по Африке, Николая Гиренко. Семья профессора собралась на дачу.
У Николая Михайловича выдалась тяжелая неделя. Он выступал экспертом на деле «Шульц-88». Он был именно тем человеком, к которому судья отпасовывал вопросы насчет выражений, употреблявшихся Достоевским, и от всего, что творилось на суде, Гиренко несколько устал. Теперь он собирался немного отдохнуть. Провести выходные на свежем воздухе. Семья паковала вещи: жена, дочери с детьми и мужьями, сам Николай Михайлович... Женщины распихивали по сумкам то, что забыли уложить вчера, мужчины сидели на кухне. Около девяти утра раздался звонок в дверь.
Екатерина, старшая дочь профессора, спросила:
— Кто там?
Молодой, судя по голосу, человек попросил позвать Николая Михайловича.
— Папа, там к тебе.
— Да? Сейчас... Гиренко подошел к двери:
— Кто там?
В ответ прямо сквозь хлипкую деревянную дверь он получил пулю. Она вошла в правое плечо, пробила руку и подмышку... Кровь брызнула на стену. Гиренко рухнул на пол прихожей. Жена прибежала с кухни на звук, опустилась, руками приподняла его голову, а он был уже мертв. Пуля со смещенным центром разворотила подключичную артерию. Смерть наступила практически мгновенно.
Позже следствие установит: стреляли из обреза допотопной немецкой винтовки «Маузер». Скорее всего, ствол был куплен у «черных следопытов». Судя по всему, грохот от выстрела должен был переполошить целый квартал. Однако из всего подъезда на выстрел обратила внимание лишь одна пожилая соседка. Приоткрыв дверь, она выглянула на лестницу и заметила двух убегающих молодых людей. По ее описанию, это были худощавые подростки шестна-дцати-семнадцати лет. Оба одеты в темное, через плечо у одного висела сумка.
Все. Больше никаких подробностей.
4
Об этом выстреле писали в газетах и довольно долго говорили по телевизору. Но по большому счету такой шум был не очень понятен. Гиренко — кто он вообще такой? До того, как прозвучал выстрел, никто об этом Гиренко даже не слышал. Ладно бы опять убили телеведущего или бизнесмена. Но эксперт на судах по вопросам национализма? Тем более что к XXI веку время этих перестроечных борцов за справедливость давно прошло.
Когда в 1990-х начались первые судебные процессы над ультраправыми, от эксперта зависело очень многое. На скамье подсудимых тогда оказывались сумрачные антисемиты, борцы с жидо-христианством, пожилые разоблачители всемирного заговора, философы природного русского язычества... Разобраться в их зубодробительных прокламациях бывало сложно. Именно эксперт должен был объяснить суду, что это: поэтический вопль души (за который не судят) или призыв к свержению конституционного строя (срок до восьми лет)?
Гиренко выступал чуть ли не на каждом подобном процессе. В 1993-м он объяснял: статья в газете «Русская правда», опубликованная под заголовком «Раздавить черную гадину!», является самым что ни на есть призывом к национальной розни. Ни о какой поэтической метафоре речь не идет. В 1994-м предоставил суду результаты экспертизы, из которых выходило, что петербургские язычники из журнала «Волхв» — не безобидные любители старины, а опять-таки разжигатели розни. Спустя еще год провел экспертизу материалов главного тогдашнего националиста Юрия Беляева. И объяснил суду: заголовок «Минздрав предупреждает: переселение с Кавказа опасно для вашего здоровья!» — это опять и опять разжигание национальной розни.