«Нам известно, что ты — лидер противозаконной группировки. Сейчас же, сука, во всем признавайся!»
Шульца нужно было брать на чем-то конкретном. И мы стали над этим работать. Этот засранец сам никогда в драках не участвовал. Дать отмашку — это пожалуйста! Но сам — никогда!
У свидетелей я спрашивал:
— Сам Шульц армянина бил? Те только смеялись:
— Разумеется, нет! Слишком осторожный. Я опять беседовал с информаторами:
— Кто конкретно бил армянина?
— Вся бригада била. Но больше всех Леша Ваффен.
— Что значит Ваффен?
— На затылке у него есть татуировка: «Waffen SS». Отсюда и кличка.
— Адрес? Место работы? Хоть что-то, кроме этой татуировки, можешь о нем сказать?
— Знаю телефон.
А уж где телефон, там и все остальное. Мы его проверили, и оказалось, что парень дважды судим. Один раз за наркотики, а второй — за грабеж. Причем грабеж был совершен в составе, а это всегда более серьезная статья. Ну и здорово! Лучше биографии не придумать! Через какое-то время мы приехали и просто сняли парня из дому.
Сели в машину, едем в отделение. Я говорю:
— Леша! Ты же сам все понимаешь. Ранее судим, человек опытный. Просто так милиция ведь не приезжает.
— Да. Все понятно.
— А раз понятно — рассказывай, что натворил.
Он начинает нести какую-то чушь.
— Так, — говорю, — не пойдет. Это ты своей подружке расскажи. Ты где был вот такого-то числа?
— Тык... Пык... Не помню.
— Не парься. Я и так знаю, где ты был. И где был, и что делал, и подельников твоих — мы все знаем. Ты, Леша, приплыл. Третья судимость — будешь сидеть, причем сядешь ох как надолго! Понимаешь?
— Что тут можно не понять?
— Но в принципе, могу предложить вариант. Ты поможешь нам, мы поможем тебе.
— Что значит «поможешь»?
— Стучать я тебе не предлагаю. Стукачей у меня своих хватает. Но меня очень интересует Шульц. Я ловлю его давно и очень хочу посадить.
— Я знаю, что вы его ловите... Это все знают...
Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:
Сперва дело попало в Главное следственное управ- ление. В основном там инкриминировались статьи типа «хулиганства». Но мы сумели убедить руководство, что никакое это не хулиганство, а типичная национальная рознь.
— А раз так, — решило руководство, — значит, заниматься «шульцами» будет только прокуратура.
И тут удача повернулась ко мне лицом. Следователь Следственного управления закрывать Шульца отказывался категорически. У него было мнение, что все это — просто подростковое баловство. А в прокуратуре и думать не стали. Ознакомились с материалами и за голову схватились: какое хулиганство! Ё-моё! Тут не только нацрознь — тут все признаки создания экстремистского сообщества. Срочно всех закрывать!
Это дело стало первым в стране, где обвинение было сформулировано по статье за организацию экстремистского сообщества. Внимание прессы и руководства там с самого начала было очень пристальное. Диму Шульца вызвали на допрос, предъявили обвинение и отправили в «Кресты». Вменили ему то ли пять, то ли шесть статей, да только все это мало чего стоило. Определяя дело в суд, мы понимали, что там его могут запросто оправдать. Я знал о множестве эпизодов с его участием, но доказательств почти не было. Избиение танзанийцев — это было его рук дело. При этом эпизод висит в глухарях до сих пор. Знаю кто, знаю как и когда. Но доказать ничего не могу. Были еще несколько избиений и ножевых ранений. Ребята из «Шульц-88» действительно умудрялись совершать по акции в неделю. А доказательств не было, и потерпевших найти не удалось.
В результате сосредоточиться мы решили на единственном эпизоде: избиении армянина на «Пушкинской». Мы понимали, что это немного, но больше у нас ничего не было.
5
(январь - июнь 2004-го)
На стене дома напротив здания суда краской написано «Свободу Диме Боброву!». Надпись выглядит старой, потускневшей, стершейся. Дело закрыто и отправлено в архив. Сам Дима Бобров, больше известный как Шульц, осужден и отбыл в колонию-поселение. Да и кровь тех, кто был убит, пока шел его процесс, тоже давным-давно впиталась в асфальт.
1
Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:
Все было очень зыбко. В какую сторону пойдет дело, ясно не было до самого конца. Наше законодательство так устроено, что в принципе Шульца могли и оправдать. Мы вытаскивали все, что могли: «возбуждение национальной или расовой вражды», «организация экстремистского сообщества», «хулиганство», «призывы к насильственному изменению конституционного строя», «вовлечение в преступную деятельность несовершеннолетних». Получилось пять статей обвинения. И все равно никакой уверенности в исходе процесса у нас не было.
Леше Ваффену, давшему нам расклад по Шульцу, мы, как и обещали, стали помогать. Вписывались за него в прокуратуре и просили об условном наказании. Мы держали свое слово, а он свое. Ваффен был единственным, кто на суде не отказался от показаний. Хотя, как я думаю, дело тут не только в его принципиальности и не только в том, что Ваффену не хотелось ехать на этап. Просто с Шульцем у них получились личные разногласия.
Как-то я сижу в кабинете, звонит телефон.
— Здравствуйте. Меня зовут Юля. Не могли бы
мы встретиться?
Я выписал ей пропуск. Она поднялась в кабинет.
— Я девушка Ваффена. Не могли бы вы устроить мне свидание с Лешей?
К тому времени о Шульце я знал уже действительно все. И мне было прекрасно известно, что Юля — никакая не девушка Ваффена, а самая что ни на есть подруга Шульца.
Не скажу, что она сногсшибательная красотка. Но в принципе довольно симпатичная. Несколько лет назад Юля приехала в Петербург из Сургута. Националистические взгляды полностью разделяла и в бригаду пришла сама. Сперва Шульц давал ей набивать тексты для своего журнала. Потом они стали встречаться. Кроме того, Юля была координатором по связям с иногородними и иностранными единомышленниками. Когда на обыске мы изъяли компьютер Юли и стали разбираться, с кем они общались, — там черт ногу сломит. Сотни контактов! Не только вся Россия, но и иностранные единомышленники. Например, из Австралии к нему приезжал член сиднейской ячейки «Blood & Honour». Причем не лысый тинейджер, а взрослый дядька: офицер полиции и при этом активист движения.
С Юлей я начал работать. Несколько раз мы встречались, подолгу разговаривали.
— Понимаешь, Юля, — говорил я. — При обысках у тебя изъята херова куча всего.
Экстремистская литература, черт знает что в компьютере...
И появляется простой вопрос: откуда это? Если это твое — ты соучастница.
А если это Шульц попросил тебя подержать — то ты, конечно, должна рассказать следствию обо всем, что знаешь. Короче, сама выбирай, кем быть — обвиняемой или ценным свидетелем?
Она в ответ только и делала, что просила свидания с Ваффеном. О деталях, мол, можем договориться, но прежде всего я должен дать ей свидание. В конце концов я прямо спросил: