Гуннар вытянулся на кровати и сложил руки за головой. Взгляд Шелль опустился туда, где простыня покрывала узкие бедра. Было абсолютно несправедливо, что он мог разжечь ее гнев и вожделение одновременно.
— У тебя рубашка порвана, — заметил он. — Сними ее.
Шелль показалось, что у нее глаза вылезут из орбит.
— Ты это серьезно?
Его самоуверенная улыбка расширилась, и взгляд скучающе блуждал по ней.
— Очень серьезно.
В гневном раздражении Шелль сорвала рубашку и бросила в него.
— Счастлив?
Его взгляд пылал.
— Пока нет. Избавься от бюстгальтера.
У нее отвисла челюсть.
— Мы ругаемся. Ты ведь понимаешь это, правда?
Гуннар пожал плечами, словно их спор мало что значил.
— Мы можем продолжать спорить, пока трахаемся, если ты этого хочешь, Шелль, но лично я могу обойтись без этого.
Она уставилась на него. Ошарашенная его дерзостью.
— А лифчик? — он указал пальцем. — Это преступление — держать грудь закрытой. Я предпочитаю их без всего.
— Мы ругаемся! — воскликнула она.
Гуннар издал многострадальный вздох.
— Ладно. Если ты настаиваешь, — он приподнялся, чтобы сесть, и откинул волосы на затылок. Ей хотелось, чтобы мужчина перестал выглядеть таким восхитительным. — Ты поступила опрометчиво и безответственно. Ты понятия не имела, что твоя кровь может сделать со мной, и все же ты дала ее мне. И да, обращение со мной, будто я слабый, перед членами моей стаи, не обрадовало меня. Он поднял одно колено и оперся на него локтем. — Но, — сказал он, вздохнув, — я знаю, что ты сделала это из-за беспокойства. И будь я на твоем месте, я бы сделал все это и даже больше.
Наступил миг затишья, пока Шелль пыталась осмыслить всю ситуацию. Он только что говорил с ней? В спокойной и не высокомерной манере? Как двое взрослых, состоявших в настоящих отношениях?
Эта дерзкая ухмылка снова появилась на его великолепном лице.
— Это поможет уладить дело?
Шелль поджала губы. Его зрелость полностью убрала ветер с ее парусов.
— Вероятно.
— Хорошо, — Гуннар откинулся на подушку и принял расслабленное положение. — А теперь лифчик.
Шелль хотела удержать гнев, но Гуннар сделал это невозможным. Ему удалось заглушить ее негодование парой искусно произнесенных фраз. Даже волк успокоился, будто довольный тем, что проглотил свою гордость и признал, все, что сделала Шелль, это пыталась защитить его.
— Что она с тобой сделала? — спросила она едва слышным шепотом. — Моя кровь?
— Одна из вещей, которые я пропустил в своей человечности, была моя неспособность напиться, — сказал Гуннар со смешком. — Мой метаболизм оборотня сжигает алкоголь слишком быстро. Твоя кровь… — он издал блаженный стон, который, как могла поклясться Шелль, она почувствовала внутри себя. — Как бочка старой медовухи. Такая опьяняющая, что я напился. И это помогло облегчить боль моего перехода, а также ускорить мое выздоровление.
Шелль с облегчением выдохнула. Она очень переживала, что совершила ошибку. Что ее кровь окажет на него неблагоприятное воздействие. Слава богам, этого не произошло.
— Я волновалась, — ей было больно признаваться в этом.
Гуннар усмехнулся. Такой злой.
— Альфа, — сказал он в качестве объяснения. Будто ничто, ни берсерки, ни взбесившиеся зомби, ни даже ее собственная сумасшедшая кровь не могли навредить ему. — Только не заставляй меня снова просить тебя избавиться от лифчика.
Желудок Шелль сделал приятное сальто. Спаренные мужчины… так темпераментны.
Гуннар не мог сердиться на Шелль за то, что она сделала, по той самой причине, по которой сказал ей: если бы он был на ее месте, то сделал бы то же самое. Черт, наверное, даже больше. Он бы сдвинул солнце и луну, если бы это потребовалось. Так как же он мог быть недоволен тем, что его пара делает то же самое для него? Это доказывало силу их связи, и это заставило волка Гуннара мурлыкать от удовольствия. Она действительно принадлежала им, и он знал, что ничто никогда не встанет между ними.
Ее застенчивая улыбка показала тонкие пики клыков, и живот Гуннара сжался. Мысль о том, что она укусит его, то ощущение, как его кожа прокалывается под нежным давлением, сделала его член твердым, как камень.
Шелль протянула руку между грудей и расстегнула застежку простого белого хлопкового бюстгальтера. Она медленно раздвинула обе половинки, чтобы показать красоту своей груди, прежде чем позволить одежде упасть на пол. Боги, как она дразнила его. Это была восхитительная пытка, которой он не мог насытиться.
Она приподняла бровь.
— Лучше?
Гуннар сделал вид, что погрузился глубже в подушку.
— Гораздо. Но на тебе все еще слишком много одежды. И у тебя волосы встали дыбом.
Шелль поджала губы и склонила голову набок. Она потянулась, вытянув свои прекрасные руки и демонстрируя мышцы бицепсов. То, что она распустила волосы, было чувственным актом. Изящным. У Гуннара перехватило дыхание, и электрический разряд прошел по его кровотоку, когда он смотрел, как Шелль взъерошила длинные, темные локоны, прекрасно лежавшие на обнаженных плечах
— Прекрасно, — вздохнул Гуннар. — Но ты еще не закончила.
Шелль поиграла с поясом нижнего белья. Гуннар мог поклясться, что никогда не встречал женщину, которая могла бы сделать такую простую одежду такой чувственной. Она могла бы надеть обрывки пластикового пакета, и это было бы самое эротичное зрелище, что он видел. Ожидание скрутилось в его животе, когда она спустила нижнее белье на одно бедро. Она была искушением. Богатым, декадентским десертом, который он не мог дождаться, чтобы попробовать. Головокружительный ликер.
И она принадлежала ему.
Шелль приспустила нижнее белье на бедра, а затем сбросила его. К тому времени, как ее тело было обнажено для него, волк Гуннара практически взвизгнул от возбуждения в углублении его разума. Его кровь была раскалена до предела. Сердце заколотилось, дыхание участилось в груди. Его член был тверд как камень и пульсировал почти болезненно. Его потребность быть внутри нее превзошла все остальное, включая тот факт, что он обещал Джиллиан вернуться в дом вскоре после захода солнца. Стае придется подождать еще немного. Потому что Гуннар ни за что не покинет свою пару.