Как будто прочитав мои мысли, Колтон продолжает:
— Нет никаких причин, из-за которых этому должен прийти конец, Софи. Мне нравится твоё общество, и, думаю, ты чувствуешь то же самое. Ты можешь продолжать жить здесь, и пока я буду разбираться со своим прошлым и смотреть, куда всё это приведёт, между нами всё будет развиваться медленно.
— А наше соглашение? — спрашиваю.
Озорная ухмылка озаряет его лицо.
— Друзья, так что никакого секса. Никакого соглашения.
Живот скручивает, и меня поражает непрошенное чувство разочарования, когда я осознаю, что больше не являюсь никакой секс-рабыней.
— Тогда я верну деньги.
— Деньги твои. У меня никогда не было желания платить за секс, Софи. Я всего лишь не хотел, чтобы тот козёл, делающий ставку на аукционе, отправился домой с тобой. Ты слишком хороша, слишком чиста и прекрасна, чтобы принадлежать ему, — от его признания у меня захватывает дух. Я чувствую себя беспомощной и неконтролируемой, да ещё и плакать хочется.
— Я потратила большую часть денег на лечение Бекки, и я не смогу тебе их отдать, но могу вернуть то, что осталось, — заикаюсь.
— Во-первых, я бы никогда не принял возмещение. Если бы я познакомился с Беккой до того, как всё началось, то с удовольствием заплатил бы за её зачисление в экспериментальную программу лечения. Я никогда не ждал возврата денег.
— Мне не по себе, что я оставляю их себе.
— Они твои, делай с ними всё, что пожелаешь.
Этот разговор напоминает игру в пинг-понг, отчего возникает ощущение, что мой мозг расплывается.
— Так… как это будет работать? — интересуюсь я, в шоке отмечая, что на самом деле рассматриваю это.
— Ты согласилась дать мне шесть месяцев, — напоминает он мне.
— А ещё согласилась отдать тебе свою девственность, — добавляю.
— Но я её не возьму.
— Нет, не возьмёшь, — соглашаюсь с ним. Реальность мучительна.
— Ты всё ещё нетронута? — спрашивает он голосом хриплым и глубоким.
Тёплый ток пробивает меня, щёки вспыхивают, а трусики намокают.
— К-конечно, — голос хрипнет, а взгляд Колтона, которым он впился в меня, не позволяет говорить чётко.
Я отмечаю пульсирующую венку у основания его горла.
— Хорошая девочка, — наставляет он.
Я ждала двадцать один год, и неужели он действительно думал, что я возьму и просто изменю всё за те две недели, что мы были в разлуке? Почему у меня ощущение, будто всё это — продуманная уловка, чтобы удержать меня здесь, в постели?
— А где я буду спать? — спрашиваю я.
Его улыбка меркнет лишь частично.
— Где тебе нравится.
— Думаю, в гостевой комнате, — заявляю больше себе, чем ему, раздумывая над его странным предложением.
— Если ты так хочешь.
Он так любезен, так услужлив. После того эмоционального ада, в который он меня поместил, некоторые перемены освежают. Я ещё не уверена в его предложении, и если он на самом деле ждёт, что я останусь здесь жить на следующие шесть месяцев, по какой-то причине мне не ненавистна эта идея. Мы молча смотрим друг на друга несколько минут, каждый из нас переваривает, что для нас будут означать дружеские отношения. Сердце болит лишь от мысли об этом. Значит, я не смогу прикасаться к нему, не почувствую жара его тела, решительно прижимающегося к моему. Я легонько вздыхаю.
— Если ты оставляешь мне деньги, то, полагаю, я могу потратить их куда пожелаю?
— Конечно, — говорит он.
— Тогда я хотела бы пожертвовать их на благотворительность в Африку.
Медленная улыбка расплывается на его губах.
— Тогда ладно.
***
Я приехала в Лос-Анджелес лишь затем, чтобы забрать свои оставшиеся вещи из особняка и отделаться от Колтона, выслушав всё, что он хотел мне рассказать, чтобы там ни было. А вместо этого я переношу свои вещи из хозяйского шкафа вниз, в гостевую комнату, пахнущую ворсом и средством для полировки мебели.
Кровать украшает голубое постельное бельё, мебель современная — чистые линии в белой эмалевой краске. На стене висит большое зеркало, а обитое материей изголовье кровати с обеих сторон обрамляют декоративные подсвечники.
Потянувшись, я раздвигаю белые просвечивающиеся шторы, затеняющие панорамные окна с видом на бассейн внизу. Прохладная дрожь пробегается по мне, и я обнимаю себя за талию. У меня нет желания находиться рядом с этим бассейном, поэтому задёргиваю шторы, скрывая вид. Всего лишь взгляд на кристально-голубую воду, искрящуюся от солнечных лучей, вызывает в памяти новую волну боли и унижения из-за свирепого взгляда и ледяного тона Стеллы, когда она недвусмысленно сообщила мне, что является его женой. Слово «жена» — относительно Колтона — не резонирует. Особенно изо рта той женщины. Я никогда и представить не могла его с женщиной вроде неё. Они просто не подходят друг другу. И это наводит на вопрос: знаю ли я его вообще? Ещё одна хорошая причина побыть друзьями, пока буду выяснять это. С Колтоном я хочу большего. Мне хочется вернуть те времена, когда всякий раз, когда он оказывался рядом, между нами перетекала необузданная сексуальная энергия. Но я согласна быть друзьями в данный момент и двигаться по этой ухабистой дороге, на которой мы нашли себя.