Можно записаться на приём к врачу, но я уверен, что он скажет, что проблема в голове, а вовсе не в члене. У меня отлично получается кончить с помощью собственной руки, и я не хочу слышать его мысли по этому поводу. «Это не подходящая тема для анализа, спасибо, Док».
Как самому старшему брату в семье без матери и отца, мне на плечи легла непосильная тяжесть, и я много работал. Поддерживал железную дисциплину и смотрел, чтобы мои братья держались в узде. И теперь, когда я генеральный директор компании, разницы никакой. У меня едва хватает времени на такие фривольности, как веселье. Видимо, сейчас я как раз за это и расплачиваюсь, забыв, как нужно, блядь, эякулировать. Господи.
Я сижу в одиночестве, с удовольствием напиваясь, пока солнце спускается по небу, как вдруг раздаётся дверной звонок. Мои братья сами бы зашли, а домоправительница входит через гараж. Я отталкиваюсь от кресла и иду прямиком в фойе, гадая, кого там черти принесли к моей двери.
На крыльце за дверью я обнаруживаю молодую женщину. Что-то в её широкопоставленных глазах болотного цвета, окаймленных чёрными ресницами, мне кажется притягательным и смутно знакомым. Мой член подскакивает от интереса. Серьёзно, сейчас? На эту шатенку, которая выглядит в равной степени напуганной и преисполненной надежды?
Мы так и стоим, разглядывая друг друга. У неё сломалась машина? Маловероятно, что она прошла целую милю по моей подъездной дороге. Уже было собираюсь предложить ей свой мобильный, как она вдруг заговаривает.
— Коллинз? — она щурится, как будто не просто смотрит на меня, а СМОТРИТ, как бы странно это не звучало. Её голос знаком. Мягкий, но хриплый. Воспоминания продираются сквозь пелену тумана, вызванную скотчем, выкапывая её.
— Гремлин? Это ты? — До меня доходит, что теперь уже щурюсь я, пытаясь понять, как девчушка, которую я звал этим прозвищем, превратилось в прекрасное существо, стоящее передо мной.
— Теперь я Миа, — обиженно поправляет она меня.
— Миа, чёрт! — я привлекаю её в объятья, прижимая к груди. Она всё такого же роста, что и в подростковом возрасте — хилых пять футов (= 152 см), в то время как я вырос до внушительных шести футов и двух дюймов (=189 см).
Её напряжённость спадает как только она, издав слабый смешок, оказывается в моих руках.
— Сначала я подумала, что ты меня не узнаешь.
— У меня голова сегодня забита. Кроме того, раньше ты выглядела немного иначе. — Я отпускаю её, встречаясь с ней взглядом. Становится понятно, что мы оба помним нашу последнюю встречу. Нам было по пятнадцать, мы прятались под палубой лодки отца, тихонько раскачивающейся на причале. Она сказала мне, что переезжает. Потом умоляла лишить её девственности. Что я и сделал. Моё последнее воспоминание о ней — пятна крови на бёдрах и слёзы, застлавшие изумрудно-зелёные глаза. За ту ночь я всё ещё чувствую себя сволочью. Стыд прожигает меня насквозь, вынуждая вернуться в настоящее.
Я кашляю, а Миа моргает, отгоняя воспоминания, которые, без сомнения, стояли у неё перед глазами. Если она здесь, на моём пороге в ЛА, значит, возможно, она простила меня за ту ночь. Мы росли вместе и были практически неразлучны с пяти лет. Пока она не переехала. Я не виделся и не говорил с ней пятнадцать лет. Изучая её внешность, я осознаю, что кое-то осталось неизменным — зелёные глаза, которые сверкают, когда выхватывают свет, и непослушные каштановые волосы, завивающиеся во все стороны, — но, тем не менее, многое в ней явно ново. Грудь, например. Я бы такую запомнил. У неё узкая, аккуратная талия, но бёдра широкие, и мне не нужно её разворачивать, чтобы понять, что задница у неё круглая и пышная. У девчонки формы, которые совершенно расходятся с тощей паршивкой, которую я помню, как своего партнёра по детским играм.
— Что ты делаешь в ЛА? — спрашиваю я.
— Я... — Она глубоко вдыхает. — Долгая история. Могу я войти?
— Конечно. — Я почти загородил дверь, как придурок. Отступаю в сторону и приглашаю её внутрь. У неё с собой огромный багаж, который я предлагаю взять, после чего затягиваю его внутрь и оставляю у парадной двери, не совсем понимая, как объяснить его присутствие.
— У тебя потрясающий дом, — замечает она, устремляя взгляд на винтовую лестницу, возвышающуюся над нашими головами.
— Спасибо, — бормочу я. Хочется не о доме поговорить, а понять причину её появления. Озорной блеск её глаз потух, и пусть я и не видел её пятнадцать лет, мне ненавистно думать, что с ней что-то произошло. Когда-то эта женщина была для меня всем миром.
Я показываю ей дом, провожу небольшой тур по первому этажу, прежде чем проводить её в библиотеку. Моя выпивка ещё стоит на столе, напоминая мне о моём дерьмовом дне.