Я мог вспомнить, как это загнивало под моей кожей. Поедало меня, пока не осталось ничего, кроме хищного желания. Я остановил ее, отвернул ее от мысли поцеловать меня, но затем это поглотило меня. С каждой проходящей секундой со мной и с ней в том кабинете, комната, казалось, сужалась сама по себе, пока я не понял, что смогу задохнуться от всей недосказанности между нами. Из-за всех этих лживых надежд, которые я пытался дать нам обоим. Пока не осталось ничего, что могло бы остановить меня, и я поцеловал ее так, как она хотела. Со всей любовью, что была в моем сердце. Я хотел показать ей, что я не был им. Что я - это я. Что я не был переполнен ненавистью и пытками, и насилием. Что я был мужчиной способным на гораздо большее.
Но потом стало слишком, и я отстранился, и все кончилось. И ничего не вернуть. Так и было, а потом она ушла, а я позволил ей. Это глупо, по-идиотски. Я могу увидеть ее позже, когда приеду домой, я знал что увижу и увидел ее только на мгновение, до того как она отправилась в кровать, но теперь все было по-другому. Этот поцелуй. Он наш. Он принадлежит нам. Этот секрет, украденный мгновениями, где были мы - такие одинокие, что больше не могли выносить этого, столкнувшись с реальностью, никто из нас не хотел ее принимать. И теперь все прошло, и нам никогда не вернуть это обратно.
Все что у меня было – это. Стопки бумаг, разбросанные по полу. Девушка настолько хрупкая, что я мог кашлянуть, и она бы разбилась, и сестра, которую я любил издалека. И не так, как брат должен любить свою сестру. Я любил ее. Каждый ее разбитый кусочек. Я сказал ей, что она не сломлена. Но я солгал. Я не мог заставить себя сказать ей правду. Что она была уничтожена. Я не мог сказать ей, что могу видеть каждую ее трещинку. Но ей не нужно исправляться для меня, чтобы я любил ее. Я осознал это в день после того, как подарил ей машину и телефон. В день, когда ей исполнилось двадцать лет. Я осознал это тогда, что я любил ее. Но осознание ничего не изменит, и не изменило.
А теперь я здесь. Такой же потерянный, каким был тогда. Только больше.
- Я только хочу того, что будет лучше для Фей, Ретт.
Я поднял взгляд на Сару. Она стояла именно там, где и стояла мгновение назад. Через стол. Бумаги и осколки разбросаны вокруг нее. Свет с кухни за ее спиной.
- Что лучше для Фей? – я покачал головой, жестокая ухмылка покрыла мои губы. – Ты перестала хотеть этого давным-давно.
Ее глаза расширились.
- Мы в одной команде Ретт, ты и я.
Я отвернулся. Я не мог смотреть на нее. Я не хотел видеть, что отражали ее глаза. Они отражали правду. Может, поэтому мне не нравилось смотреть на нее. Может, я боялся, что она может увидеть мою любовь к Фей. Может, я боялся потерять Сару тоже. Потому что могу потерять Фей. Не имеет значения, как это сработает. Если он сядет в тюрьму навечно или нет. Фей никогда не будет моей.
- Просто иди в кровать, Сара.
На мгновение я подумал, что она может остаться и толкнуть меня и расспросить. Она спорила со мной больше, чем когда-либо раньше, до того как разрушала все слезами. Но она не удивила меня. Я услышал, как дверь нашей спальни закрылась несколько секунд спустя, и сигнализирующий звук ее тихих рыданий по другую сторону. Знакомый шум успокоил меня. Он должен был причинить мне боль, что она расстроена, но это не так. Это не взбесило меня, как раньше, как обычно теперь бывает. Вместо этого я успокоился.
Все могло измениться за минуту, но в следующую, - все могло быть таким же. Нормальным. Нормально – спокойно.
Я сделал несколько глубоких вдохов и начал собирать сотни разбросанных бумаг. Все косясь на закрытую дверь Фей каждые две минуты. Я представлял, - слышала ли на все, что мы говорили, или она уже спала. Я посмотрел на цифровые часы на микроволновке, они показали, что только за полночь.
Это заняло у меня добрых полчаса, чтобы прибрать все, хотя займет намного больше, реорганизовывая все бумаги по дате снова.
Должен ли я сделать это? Или должен просто сказать «пошло все нахрен» и забыть обо всем?
Это не принесет никакой выгоды ни Фей, ни делу, так в чем смысл? Я уставился на аккуратные стопки, когда услышал это. Крики Фей. Я бросился к ее двери и остановился прямо перед ее открытием.
Может, мне просто послышалось. Может это все в моей голове.
- Блять!
Я бросился внутрь к кровати. Обычно я оставался у двери. Я не входил дальше, больше нет. Не после того, как блять обкончал ее всю в ту ночь. Но сейчас по-другому.
Она была едва освещена небольшим ночником рядом с кроватью, ее тело металось и переворачивалось, небольшое хныканье слетало с полуоткрытых губ.
Я коснулся ее плеча.
- Фей, проснись, это сон.
Она ахнула и села, хаотично оглядываясь вокруг.
- Фей, все хорошо. Это я. Ретт.
Она сделала глубокий вдох и кивнула.
- Просто сон.
Я сел рядом с ней, моя нога прижалась к ее, укрытой простыней. Моя рука все еще опиралась на ее плечо.
- Что произошло?
Я спрашивал ее много раз. Я слушал ее рассказы о том, что мой отец все еще делал с ней в ее голове. Иногда он резал ее и заставлял истекать кровью. В другой раз она вдыхала кокаин с его пальцев, в отчаянии, из-за кайфа. Иногда она убегала, а он ее преследовал. В другие разы ее мать наблюдала, попивая вино, пока Фей умоляла ее помочь. Реальность этого. То, как вела себя Фей на похоронах. То, что сказал я. Эта вина легла тяжким грузом на мое сердце. Я любил Джессику, как собственную мать, особенно в конце. Это многое объясняет, почему Джессика страдала комплексом вины и была разбита из-за побега Фей. Почему ей стало легче, когда я наговорил ей ложь про Фей, что она замужем и счастлива где-то еще. Я т-так рада, что она сбежала. Я все еще мог видеть ее лицо. Ее тело, высохшее от рака.
Я ненавидел Фей так сильно в те моменты. И я никогда бы не узнал, Джессика никогда не рассказывала. Она ни разу не произнесла и слова о том, что происходит с Фей. Она забрала все с собой в могилу. И это сделало кое-что со мной. Это заставило меня хотеть потерять нахрен контроль. Она могла спасти Фей, но вместо этого она смотрела, как он причиняет ей боль.
Вместо ответа Фей покачала головой и уставилась на свои колени.
- Что такое? – обычно она продолжала, рассказывая ужасы, как будто говоря о них в слух меняло их реальность и делало их легче переносимыми.
- Я… - она посмотрела на меня. – Не должна.
Я нахмурился.
- Почему?
- Есть вещи, которых ты не знаешь, - она провела трясущейся рукой по волосам.
- Что ты имеешь ввиду? – я начал убирать руку с ее плеча, но она остановила меня, покрывая ее своей.
- В смысле… ничего, - она вздохнула. – Просто ничего. Просто иди.
- Нет, не делай так. Не закрывайся от меня, - что там еще может быть?
Мои внутренности скрутило.
- Я любила его, - она смотрела меня прямо в глаза, когда говорила.
- Что?
- Я любила Тейлора, Ретт. Я привыкла. Я привыкла верить, что он идеален, - она стянула мою руку со своего плеча и сжала ее на своих коленях.
- Конечно, до того…
- Да, до и продолжала, - она судорожно выдохнула. – Я любила его годами.
Мое сердце сжалось. Мы не разговаривали о том, что она чувствовала к Тейлору. Я не думал, что это важно. Она ненавидела его. Он разрушил ее, уничтожил ее жизнь всеми теми ужасными вещами, которые сделал с ней.