— Да не будьте же вы так строги, Оливер, — вмешался в разговор Шерер. — Вы сами во время учебы разок-другой забили косячок и покурили его на переменке. Но мы как раз совершенно другое поколение. Когда учились мы, нам доставляло кайф одно только сознание того, что сегодня или завтра можно будет досыта наесться. И совершенно понятно, что потребности в отношении наркотиков у нас были совершенно иные.
— Но пожалуйста, не выдавайте нас вашему отцу. Он, к сожалению или к счастью, не имеет истинного представления о такой тяжелой юности, — сказал доктор Бернер.
— Как и его сын, — пробубнил Хуберт.
— Вот моя старуха обалдеет от удивления, когда узнает, что я на старости лет ступил на криминальную тропу, — расстроенно произнес господин Кабульке. — Но уж точно перестанет жаловаться на то, что я последние сорок лет веду такую скучную жизнь.
— Так-так, Эвелин, — сказал Оливер. — Значит, ты снова покуриваешь травку? Или теперь речь идет лишь о деньгах? Но меня, во всяком случае, не надо убеждать в том, что интерес к этим цветочкам у тебя чисто ботанический. И повышенный спрос на материал для научных исследований — для меня тоже не аргумент, — И, повернувшись к старикам, чеканя каждое слово, добавил: — Моя жена во время учебы в университете не случайно имела прозвище Потти![25]
— Потти! — воскликнул Шерер и закатился таким приступом хохота, словно уже успел курнуть приличную дозу травки.
— Вот именно, Потти, — совершенно серьезно повторил Оливер. — Как идут дела? Ты вырастила это для собственного употребления, Потти?
— Уже хорошо, ты, филистер. — Эвелин, улыбаясь, повернулась к старикам. — Можно подумать, что с тех пор, как он перестал быть Шитти,[26] прошел не один световой год.
У Шерера начался новый приступ хохота. Остальные тоже заулыбались. Только я смотрела на Оливера и Эвелин с открытым ртом. Это было нечто абсолютно неожиданное.
— Только я давно вышел из того возраста, — сказал Оливер. — Сегодня я уже взрослый человек и хорошо знаю, что несу ответственность перед остальным миром за определенные поступки.
— Шитти и Потти, — прохрипел Шерер, задыхаясь от хохота. — Потти и Шитти! Я давно так душевно не смеялся!
— Я тоже вышла из того возраста, — произнесла Эвелин, обращаясь к Оливеру. — И я к тому же, кажется, беременна.
— Что?! — закричал Оливер.
— Что?! — закричали хором старики и я.
— Сердечные поздравления, — сказал господин Кабульке.
— Потти беременна от Шитти, Потти беременна от Шитти, — пропел Шерер и схватился руками за живот от смеха.
— Кажется, — еще раз уточнила Эвелин.
— Ну, пора, пора, — вставил доктор Бернер. — Так часто встречаться в отеле, как это делали вы…
— А та книжка, которую я вам дал, она ведь и вправду хороша, — сказал Хуберт. — Мы с моей женой частенько заглядывали в нее.
Оливер прикусил губу. Определенно на сегодняшний день ему было многовато. Сначала эта история с шоу на телевидении, а теперь еще и известие о долгожданном потомстве. Он выглядел так, словно был не в состоянии как следует осознать происходящее.
— И что нам теперь делать? — растерянно спросил он.
— У меня дома есть тест на беременность, — сказала Эвелин. — Я могу его сделать прямо сейчас, и тогда можно будет говорить более определенно.
— Да, — с ликованием поддержал Хуберт. — Я за то, чтобы мы немедленно это сделали.
— Я тоже, — одновременно сказали доктор Бернер и Шерер.
— Может быть, вы пока полюбуетесь на свою коноплю, уважаемые господа, — сердито произнес Оливер. — В конце концов, тест на беременность — штука весьма интимная, вам не кажется?
— Жаль, — разочарованно заметил Шерер.
Вероятно, его поколение не имело также счастья узнать, что такое тест на беременность, и для общего развития им это было ну очень важно.
— А где, собственно говоря, Штефан? — спросила я, постепенно начиная превращаться в нормального человека.
— Ему все происходящее здесь кажется слишком инфантильным, — сказала Эвелин. — Кроме того, у нашей кривоножки сломалась машина, и он повез ее домой.
Хуберт посмотрел на часы.
— Но может в любую минуту вернуться, потому что в половине третьего муж кривоножки возвращается домой.
— Откуда вы знаете? — спросила я ошеломленно.
Я даже не знала, где живет Петра, а уж тем более во сколько обычно приходит домой ее муж.
— Мы знаем все, — серьезно проговорил Хуберт.
— По-моему, не очень вежливо все время называть ее кривоножкой, — сказал Шерер. — А вдруг у нее есть другие достоинства?